Татьяна жила делом мужа. Сама не вмешивалась, не давала советов — только если он попросит. Она так смотрела на супруга, что он каждой клеточкой ощущал ее заботу, участие в любом начинании. Когда жена утрами хлопотала вокруг него — готовила завтрак, выбирала костюм, интересовалась планами на день, Виталий чувствовал, будто на него надевают бронежилет.
Он оказался прирожденным администратором. Он умел найти подход к каждому автору, договариваться о сделке на выгодных для него условиях, предвосхищать проблемы, продумывать действия на несколько шагов вперед. Предприятие процветало и обеспечивало семье вполне безбедное существование. Но на первую квартиру копили долго. Это было начало самостоятельного плавания Виталия в издательском бизнесе. Не все удавалось сразу. Случались ошибки, просчеты. Иногда филологическое чутье подводило, редакторы предавали, раскрученные авторы уходили, тиражи мертвецки пылились на полках магазинов, типографии приходилось печатать рекламные буклеты и научные брошюры за гроши, лишь бы «отбить» хоть какие-то деньги. Виталий приходил домой суровый, холодный, отчужденный, а становился ласковым, как котенок. Татьяна умела успокоить своего мужчину, вселить надежду, находить самые нужные слова и выбирать подходящий тон для их бесед. Особо ценимые рукописи муж приносил Татьяне и читал выборочно отрывки, с пристрастием допрашивая, что жена думает по поводу услышанного, какие образы рождаются у нее в голове и интересно ли ей узнать финал. Татьяна имела право вето на любое решение даже самого опытного редактора.
В те дни, когда случались финансовые катаклизмы и становилось понятно, что в доме скоро не будет даже корочки хлеба, а главное, уверенности, что черная полоса закончится, Татьяна становилась похожей на спрессованное полотенце — плотное, жесткое. Она непрерывно ездила по клиентам, соглашаясь на смешную оплату. Желающих «выписать» себе на дом высококлассного, имеющего признания мэтров, и при этом низкооплачиваемого стилиста-парикмахера ежедневно набиралось так много, что, казалось, их с трудом можно было обслужить и за неделю. Но Татьяна справлялась — стиснув зубы, ведомая идеей разделить с мужем и горести, и радости. А вечером, еле стоявшая на ногах, умудрялась приготовить роскошный ужин из самых простых и недорогих продуктов. Муж даже не догадывался, каким адским трудом его жена обеспечивает уют и тепло дома, а женщина старалась скрыть, насколько ей тяжело. Она знала, что мужу нужна ее поддержка, а не чувство вины за ее каторжный труд. «Ты — мой Ленин, я — твоя Крупская, вместе мы совершим революцию», — говорила Татьяна, целуя любимого в высокий лоб и имея в виду, конечно же, вовсе не смену политического строя.
