Софья Васильевна подняла голову. Было что-то птичье, резкое и стремительное в ее лице: тонкий нос с горбинкой, покатый лоб, чуть выдвинутый вперед подбородок.
— Он ушел в прошлую среду и ничего мне не сказал, — ответила она резко, — с тех пор я о нем ничего не знаю.
— Почему вы не предприняли никаких мер по его разысканию, не заявили в милицию?
— Муж — серьезный человек. Раз куда-то уехал, значит, по делу.
— Но к вам же приходили с работы, спрашивали о нем…
— Муж часто отлучается… Я даже не пойму, что, собственно, вас тревожит?
— Софья Васильевна, будьте с нами откровенны, — попросил капитан, — расскажите все, что знаете о том, как вел себя муж перед исчезновением.
— Вел как всегда!
— Вы, кажется, не хотите помочь нам в розысках?
— Я не знаю для чего его разыскивать? Он не преступник.
— Но странно: исчез человек неделю назад, на работе беспокоятся, и только жена совершенно спокойна. Это наводит на мысль, что вам известим причины его исчезновения.
— Ничего, — каменно застыв, ответила Дорохова.
— Хорошо. — Капитан встал и выдвинул на середину комнаты стул со свертком. — Гражданка Дорохова, прошу вас осмотреть вещи вашего мужа и по освидетельствовании расписаться в протоколе.
Дорохова вскочила. Капитан готов был поклясться, что она потрясена. Даже жест — кулачок, вздернутый к губам и словно удерживающий крик, был неподделен.
Она быстро прошла к стулу со свертком, вскинула к свету брюки, положила, потом взяла пиджак. Он выпал у нее из рук.
— Его одежда? — спросил капитан.
— Как это произошло? — тихо спросила женщина.
— Два дня назад старик пенсионер поехал на рыбалку. Это в семнадцати километрах по Краинке, на излуке… Одежда была аккуратно свернута, лежала у самых кустов, рядом лежала шляпа. Он всегда в шляпе ходил? Даже в жару?
— Всегда!
— Старик съездил в райцентр, сообщил о находке, организовали поиск тела. Искали и ищут второй день. Тела пока нет. Ни выше, ни ниже на реке труп не обнаружен.
Дорохова была бледна, сидела молча.
— Как это могло произойти, Софья Васильевна? — спросил капитан. — Он хорошо плавал?
— Плавал? — спросила она словно в забытьи. — Ничего… Плавал, как все.
— Еще один вопрос, — тихо сказал капитан. — Я вот о чем хотел спросить: не было ли у вашего мужа поводов для самоубийства?
Дорохова не отвечала, смотрела на него широко открытыми глазами, потом, взяв себя в руки, заговорила:
— Не знаю. Он очень сложный человек. Он ни с кем не делится своими мыслями. В последнее время он ходил мрачный. У него военная травма. На нервной почве. Он иногда вспоминает лагерь, и тогда я не смею с ним заговаривать. Не знаю…
