Резко захлопнув путеводитель, Одри уставилась в окно.
— Виа дель Корсо, — услужливо подсказал шофер.
— Что? О, grazie.
Когда такси остановилось на перекрестке, Одри случайно посмотрела на противоположную сторону дороги и с опозданием поняла, что глядит прямо на Витторио. Она выгнула шею, пытаясь понять, с кем он болтает.
Маричелли стоял на ступеньках какого-то здания, держа в руке свернутую трубочкой бумагу, и в такт собственным словам размахивал ею, как дирижерской палочкой. Рядом с ним стояла женщина — высокая, элегантная, хорошо одетая. Коллега. Или то была Флавия? Одри видела, что собеседница улыбается ему, видела его ответную ленивую улыбку. Приятную улыбку, дружескую и чарующую. Ей он так не улыбался. Но ведь и она никогда не улыбалась ему…
Тут машина тронулась, Одри резко отвернулась и снова углубилась в путеводитель. Витторио выглядел очень привлекательно. Красивый, уверенный в себе, притягательный мужчина. Тот самый Витторио, перед которым она должна была извиниться. Вежливо извиниться. Наверно, это и есть ответ: нужно быть с ним вежливой. Может, тогда он позволит ей занять землю.
Да, держи карман шире, невесело подумала она. Как только Маричелли узнает о ее делах, он тут же поймет, что вся ее вежливость шита белыми нитками.
Очнувшись у Ватикана, она расплатилась с таксистом и присоединилась к экскурсионной группе. Мысли о Витторио не отпускали. Пришлось сделать над собой усилие и сконцентрироваться на словах гида, рассказывавшего о достопримечательностях. Красоты не оставили следа в памяти Одри, но когда они добрались до Круглого зала и увидели огромные статуи древних богов, это зрелище проняло даже ее. Сколько истории… Боже, сколько истории! Древность говорила сама за себя и не нуждалась в услугах гида.
Глядя на прекрасные, поражавшие совершенством скульптуры, с необычайным искусством высеченные из мрамора античными мастерами, Одри вздохнула. С таким талантом можно было свернуть горы. А она умела только одно — заботиться о больных и раненых животных… и огорчать людей, которые ее любили.
Рико и мать были ее единственной родней. Внезапно Одри вспомнила где-то прочитанную фразу: «Любовь — единственная вещь на свете, которую нужно заслужить. Все остальное можно украсть». А она не заслужила любви, та досталась ей даром…
Одри тяжело вздохнула, не обращая внимания, что группа ушла без нее, и принялась бродить по залу, пока не дошла до скульптуры Антиноя — того самого, который напоминал ей Витторио. Он и в самом деле был похож на Маричелли и смотрел на нее тем же равнодушным взглядом. Черт побери, это было обидно, Одри вовсе не была такой эгоисткой, как он считал. Во всяком случае ей хотелось на это надеяться.
