Потом я задался вопросом, сколько уже времени мы плывем в этаком визуальном одиночестве? Именно тогда я вспомнил, что утром того дня, когда появился туман, мы заметили вдали несколько парусов, но после этого горизонт оставался пустынным на протяжении без малого трех суток. Одного этого должно было хватить, чтобы я насторожился, ибо еще несколько судов отплыло на родину одновременно с нами и двигалось одним с нами курсом. При ясной погоде и слабом ветре они должны были бы постоянно находиться в поле нашего зрения, и в первые дни плавания так и было, но два дня назад все они внезапно исчезли. Это последнее соображение я и счел решающим доказательством в пользу существования непосредственной связи между появлением тумана и нашей неспособностью видеть другие корабли. Наша странная слепота длилась, таким образом, уже три дня, а мы ничего не заподозрили.
Тут я вспомнил о появлении на раковине незнакомого парусника. Помнится, меня посетило странное чувство, на которое я поначалу не обратил внимания. Тогда мне казалось — я гляжу на догоняющее нас судно из какого-то другого измерения. Сейчас эта невероятная идея полностью захватила меня; я был уверен, что не ошибаюсь, и на протяжении некоторого времени способен был думать только о том, как это может быть, а не о том, что это может означать и к каким последствиям привести. Как бы там ни было, новая концепция прекрасно укладывалась в мою теорию и давала ответы практически на все вопросы, которые появились у меня в тот момент, когда я увидел позади неизвестный парусник.
Внезапно у меня над головой захлопали паруса, и с палубы донесся сердитый окрик самого капитана:
— Куда правишь, черт тебя побери?!
Спохватившись, я повернулся к штурвалу и постарался вернуть судно на прежний курс, но мне это не удалось.
— Не могу знать, сэр, — выдавил я.
Признаться, я напрочь забыл, что стою на штурвале.
— Я тебе дам — «не могу знать»! — прогремел капитан. — Право руля, раззява, пока мы не вышли из ветра!
— Слушаюсь, сэр! — откликнулся я, налегая на штурвал. Впрочем, я еще не совсем пришел в себя и действовал почти автоматически.
В последующие пару минут я сознавал только, что Старик продолжает честить меня на все лады. Потом моя растерянность немного прошла, и я обнаружил, что, словно баран, уставился на компас, хотя до этой секунды не различал ни румбов на картушке, ни даже самого нактоуза. К счастью, «Мортзестус» понемногу возвращался на прежний курс, и я вздохнул с некоторым облегчением. Одному Богу известно, насколько далеко мы могли бы отклониться от маршрута, если бы не капитан.
