Неожиданно Корделии попался на глаза небольшой кожаный бювар. Она расстегнула его. Оттуда выпали несколько писем, какие-то счета и толстая тетрадь с надписью: "Дневник 1865 года". Она увидела нанесенные аккуратным, мелким почерком колонки цифр и несколько страниц текста. Имена большей частью были заменены инициалами.
Сначала Корделия листала тетрадь равнодушно, но потом некоторые фразы привлекли ее внимание, и она подумала: "Уж не за этим ли приезжал Дэн Мэссингтон?" Месяц спустя он повторил визит, но ее, по совету мистера Фергюсона, "не оказалось дома". И больше она о нем не слышала. В их доме не поощрялись разговоры о Мэссингтонах. Постепенно ее любопытство сошло на нет.
"Четвертое января.
Если бы это не был великий грех, я просила бы Господа покарать этого человека за его наглое притворство. Он делает вид, будто глубоко религиозен, но абсолютно ничего не смыслит в истинной вере. Считает себя просвещенным деятелем лишь на том основании, что может обсуждать главы из Библии с этим прожженным циником С.-С., которому доставляет удовольствие богохульствовать в моем присутствии. Они способны неделями толковать о Платоне и метемпсихозе и выяснять, правда ли то, что после смерти наши души вселяются в животных. Какая безнравственность! Скорее лечь в постель и ждать Б., который вечно боится открыть рот! А что сказала бы я на его месте?"
Корделия виновато закрыла дневник, но тотчас снова раскрыла его.
"Двенадцатое февраля.
Я третий день лежу и не испытываю ни малейшего желания встать. Наверное, все-таки нужно сделать над собой усилие. Мистер Ф. притворяется добрым и участливым, а я делаю вид, что тронута – ради Б. А может быть, ради себя самой. Мы с мистером Ф. в течение пяти недель не сказали друг другу резкого слова – такого еще не было. Он часто навещает меня и приносит виноград. Я, конечно, выражаю признательность. Однако за этим кроется все та же затаенная враждебность. Мы ни минуты не бываем искренни друг с другом. Я желаю ему смерти. Господи, прости меня, грешную, но порой мне кажется, будто этот человек высасывает из меня кровь. Нам тесно вдвоем на земле. Или я, или он."
Закрыть дневник! У Корделии было такое чувство, словно она совершила что-то запретное, постыдное. Первая жена обращалась ко второй – и безо всяких медиумов.
Ей было нетрудно представить себе те далекие дни. Вопиющее безбожие Слейни-Смита. И как тяжело было женщине не с таким легким характером, как у нее самой, выносить мистера Фергюсона. Только в дневнике Маргарет могла излить душу. Корделия подхватила "Башни Барчестера" и опрометью кинулась прочь.
