А Муся не решалась проявить твердость. Теперь она с удовлетворением видела результат: вот, накричала как следует — и девочка как шёлковая. Слушается, не фыркает. Нельзя — так и не пойдет. Так с ними и надо, нечего цацкаться. И, со свойственной ей последовательностью, ухватила Свету в охапку, притиснула к себе:
— Бедный мой птенчик… Как сердечко колотится, через косточки слышать… Ну не бойся, тетя Муся в обиду не даст, тетя Муся всё сделает… И пересидим, и потом ещё смеяться будем. А зато я тебе — знаешь что? Я тебе ботиночки присмотрела, на шнуровке, совсем почти новые… У Таньки, что у нас официанткой, девка из них выросла, а тебе как раз будут, а Танька мне за недорого уступит… и будешь у нас, как картинка, ага?
И Света заплакала у неё под мышкой, горько и безутешно.
Муся гладила ее по дёргающейся спинке разбухшей красной рукой. Она всё понимала: трудный возраст, и девочке нужна материнская ласка.
Анна, тоже взволнованная слухами про Германию, решилась посоветоваться с Тириеску. Он-то должен знать, правда это или неправда. Шутка ли: а вдруг оба мальчика однажды домой не придут из гимназии? Андрейка тоже теперь ходил в ту же гимназию, что Алеша, только в младший класс. Тириеску развёл руками:
— Мадам, я ничего об этом пока не слышал. Я думаю, если это будет, то на это понадобится подготовка, и я узнаю. Если я что-то услышу, я вам сразу скажу, чтоб мальчики сидели дома. Поверьте, эти дети мне небезразличны.
— Но вы думаете, что вообще это возможно?
— Кто знает, что им может взбрести в головы? Мадам, я не настолько их единомышленник, чтоб это предвидеть. Вы же не думаете, что они спрашивают мнения наших военных.
"Они", как поняла Анна, были немцы. Действительно, почему немцы, угоняя детей в Германию, станут поручать это дело румынам? Это для нас они все оккупанты, а там, внутри — тоже какие-то различия. Есть кафе "только для немцев", а румын туда уже не пускают. А итальянцы, все знали в городе, закидали гранатами бодегу, откуда их немцы выгнали. Вместе с немцами, и никто живой не вышел.
Это всё было очень интересно, но к жизни Анны отношения не имело. Она продолжала отправлять детей на уроки, скрепя сердце. И только потому, что иначе они нашли бы себе более захватывающие занятия. Алеша ворчал и ныл, но недолго, потому что всё равно вышло по-его: гимназии были распущены. Транснистрии было уже не до того. Шли слухи, что румыны готовятся к эвакуации.
Впрочем, Алеша нашел себе дело, к удивлению Анны, вполне похвальное. Он теперь всё свободное время пропадал в маленькой мастерской рядом с Новым базаром. Там делали ключи и замки: вещи первостепенной необходимости в городе, который постоянно грабили. Уйдешь на работу — попробуй дверь не запереть. Найдёшь перевернутую вверх дном комнату, из которой исчезло всё ценное. И ломай себе голову: были это налетчики, или твои же соседи, или просто полицейская проверка на предмет укрывательства и взрывчатых веществ. Полицейские с чужим добром тоже не стеснялись.
