Нелогично. Неправильно. Я худощавый молодой мужчина – много раз изучал себя в зеркале. От чего меня лечить? Что со мной было?
На следующий день, когда я отдыхал в палате, врач зашла меня проведать. Я спросил:
– Как долго продолжается эксперимент надо мной? Что со мной было? Я в самом деле был болен? Или на мне пробуют новые лекарства? Разве мог я согласиться на это добровольно?
– Больше года. И у вас выбора не было.
– Я – преступник?! Чтобы избежать наказания…
– Мы – оба преступники.
Впервые мне в голову пришла странная мысль.
– Вы… Как вас зовут?
Она не успела ответить, когда я почти закричал:
– Как зовут меня?!
Она слегка усмехнулась.
– «Что в имени тебе моем…» – мой милый доктор любил эту присказку.
Я вскочил с кровати.
– Ведите меня к нему! Вы – подчиненная и ваш рот на замке. Пусть он мне ответит!
– Вот речь не мальчика, но мужа… Пошли.
Со стен смотрели фотографии знаменитостей ГИН. Моя провожатая замедлила шаг, я проследил за ее взглядом. В конце галереи, крупнее остальных, черно-белый фотопортрет кудесника, единственного в своем роде, величайшего в Мире врача. Я подошел ближе, не в силах отвести взгляд. Холод стал закрадываться в мое сердце.
– Портрет Дориана Грея, – непонятно сказала моя провожатая.
Великий и преступный ум был стар. Очень стар. От природы, видно, худощавый, в какую же иссохшую мумию он превратился с возрастом! Невозможно в старике угадать исчезнувшие навсегда молодые черты. Невозможно представить согбенные плечи молодцевато расправленными. Не услышать за шепелявой речью раскатистый смех юности.
Я попятился, споткнулся, и врач крепко ухватила меня за руку, стараясь уберечь от падения. Это не до конца удалось ей, и мы в обнимку повалились на пол.
– Он… знал? – меня сотрясали рыдания. – Он знал, что будет именно так? Он знал, что убивает себя?
Врач ответила холодно – видно, давно готовилась к такому моменту:
– Мы оба знали. Он оставил вам письмо. Вставайте. Идемте в палату.
Письмо было написано от руки, крупным, с сильным наклоном почерком. Почтенный доктор обращался в нем ко мне тоном любящего старшего брата. Кем, собственно, и был. И подписался полным именем: Рональд Астер Сельхио Роберт Иван Мария Фиделио Гаяр.
В конверте еще оказалась фотография, на ней доктор выглядел молодцом – лет эдак на семьдесят, не больше. Он улыбался фотографу, казалось, улыбается мне. Странное было в этом чужом для меня лице.
У доктора Гаяра – мои глаза.
Я с трудом отвел взгляд от пожелтевшего куска фотобумаги и спросил врача (она все не решалась оставить меня одного):
