– Ваше барахло, – кивнул Ян на сиротливо валявшийся у стены рюкзачище.
Правда, мое. В прозрачном кармашке виднелась картонка с надписью «О. Гор» – мою судьбу кто-то решил без меня.
– Ох! – Наташа выпустила из рук поклажу и плюхнулась на нее, удостоив, наконец, меня вниманием. – Чего стал, садись. Успеешь настояться и набегаться. Ты где тонго выучил? Слышала, как вы с Яном лаялись.
– В Университете.
– Ты учился в Норденке? Чему?
– Ерунде. В жизни мне это не пригодилось, – рассказывать о том, как меня вышибли из аспирантуры, я не собирался.
– Не прибедняйся. Ты не похож на человека, готового тратить время зря, – она потянула меня за рукав, приглашая сесть рядом. Челка ее сбилась, и я заметил на Наташином чистом, высоком лбу подсохшую, недавнюю царапину. И, вроде, губа нижняя у нее припухла. «Я собачусь с Яном, а ты с кем?»
Сел рядом с ней, прямо на пол. В ту же секунду раздался на редкость противный лязг, я вздрогнул. Слабая улыбка Наташи быстро погасла.
– Складывается трап.
Динамик на потолке прогнусавил:
– Пассажирам держаться крепче. По-о-дъем!
Пол уперся в мою задницу и слегка накренился, наш корабль словно начал взбираться на пологую горку, унося с собой всю разношерстую и разноголосую банду. А галдеж стоял, будь здоров. К нему добавился ровный гул – двигатели вышли на крейсерский режим. Но все перекрыл зычный голос Яна:
– Порядок, хлопцы! Мы – в пути!
– Ты – хлопец? – спросил я Наташу.
– Для Яна – да. Здесь нет мужчин и женщин – только коллеги по работе.
Народ стал расходится по каютам и Наташа показала мне мою, общую с еще одним «коллегой», естественно, мужчиной. Я не стал расспрашивать Наташу, с какого пола особями делит она свое жилище. Либо в группе есть еще, по крайней мере, одна женщина, либо про равнодушие к ней Яна Наташа мне откровенно врет. Глава ученейших мужей прихватил свою суку, чтобы поездка не казалась скучной.
А, впрочем, мне какое дело. Я стал знакомиться с соседом по каюте. Наташа нерешительно потопталась рядом, и, поняв, что зря путается у меня под ногами, ушла.
Вошел Ян, в исключительно благожелательном расположении духа. Он даже ковылял, почти не опираясь на трость. Окинул меня, уже переодетого в дурацкую униформу, взглядом:
– Bon’ speco!
Одежка эта, что странно, и правда сидела на мне отлично. Форма всегда бывают двух размеров: слишком малого или слишком большого. А тут, словно нарочно подгоняли. Красавчик.
– Служу науке! – отозвался я. – Только не разобрался, в каком качестве.
