Алоис(продолжая собирать ветки и строить). Немецкий народ, господин крейслейтер, поставлен сейчас на карту. Потому что вся раса будет уничтожена, если нас победят эти недочеловеки, Унтершарфюрер Шёк нам частенько говорил: для Алоиса его ангорские кролики настолько же выше обыкновенных кроликов, насколько истинный германец выше недочеловека. Именно поэтому он и отдал специальный приказ, чтобы, уходя из лагеря, я взял племенную парочку на развод.
Горбах. Но для чего же давать им еврейские имена, Алоис? Это не годится.
Алоис. Очень даже годится. Поскольку мы убиваем кроликов. И используем их пух, так что они служат нам на пользу. За фунт кроличьего пуха вы сегодня получите больше, чем за золотой партийный значок, господин крейслейтер. Человек должен на себя надеть что-то, иначе ему некуда будет воткнуть значок, В кожу его себе не воткнешь, правда?
Горбах. Конечно не воткнешь.
Алоис. А то могла бы получиться хорошенькая инфекция. А если француз начнет обстрел и перебьет моих кроликов, погибнет вся раса, господин крейслейтер. Совершенно очевидно. Я беспокоюсь за расу, господин крейслейтер. Унтершарфюрер всегда говорил: учитесь у Алоиса, он простой человек, но идею он постиг.
Горбах. С тех пор как ты побывал в лагере, Алоис, ты стал фанатиком. Я знал вполне приличных евреев, в прежние времена.
Алоис. С вашего позволения, господин крейслейтер, здесь вы совершаете ошибку. Хитрость недочеловека в том-то и заключается, что он вам показывает человеческое лицо. Унтершарфюрер Шёк всегда говорил: не все то, что имеет человеческое лицо, является человеком. Горе тому, говорил он, кто это забывает. Горе тому, господин крейслейтер. Не каждый является человеком, кто выглядит, как таковой.
Горбах. Ты действительно фанатик, Алоис. Неужели тебе совсем не страшно?
Алоис. А почему мне должно быть страшно? Кто постиг идею, сказал унтершарфюрер, тот всегда пробьется.
Горбах. В твоих обстоятельствах, Алоис, вполне достаточно быть просто хорошим немцем.
Алоис. Я прошел хорошую выучку и больше ни на одну удочку не попадусь.
Горбах. Передо мной, Алоис, ты можешь не представляться. Ты же меня знаешь.
Алоис. Вы мой крейслейтер, господин крейслейтер.
Горбах. Ну, ладно, ладно. А почему я стал крейслейтером? Слушай. Году в девятнадцатом, возвращаясь домой с последней войны, я в Страсбурге купил у одного ротмистра шинель. А сам я был тогда всего только жалкий ефрейтор... Ну вот я и подумал, что будет совсем не плохо явиться домой в такой шикарной шинели. И вот покупаю у него в Страсбурге эту шинель, надеваю ее, а вблизи Мангейма меня избивают. Большевики, понимаешь, их было шестеро.
