Ей не страшно к нему: у неё работа, друзья и дом,
она уже и время выкраивает с трудом,
чтобы побродить по развалинам старой жизни.
Надо съездить в книжный, купить пальто,
и сходить туда, и придумать это, и сделать то.
Но она всё откладывает на потом,
и не думает даже, что это — признак.
Он спокоен, улыбчив, гостеприимен —
очевидно, его настиг
тот же самый покой; можно смело наклеить стик
«мой хороший знакомый», «друг»;
рассказать, как легко оказалось его простить,
как ей нравится жить одной,
как царевне в башне,
как гуляет сама по себе,
как ей нравится этот стиль.
Но, когда он её обнимет,
её вдруг начнёт трясти
мелкой дрожью — как на морозе
в одной рубашке.
Ей-то слышно, как стены падают,
в ворота вламывается орда,
как цунами сметает целые города,
как орут сирены и бабы — «пожар! пожар!», как
в Венеции поднимается к крышам домов вода,
как шуршит рукав у маньяка,
предвкушающего удар, —
а она повторяет отчаянно:
да,
да,
да.
19.04.2009
