Игровая комната | страница 10
потому, что от искры высеченной светлей;
потому, что нет и не будет других ночей —
мы же первые и последние на земле.
*
Сам собой в волосах просыпается южный ветер.
Что до этого — длинный прочерк, пробел, затакт.
Три минуты стремительной, быстрой,
красивой смерти —
неизбежной,
подаренной просто так.
Если смотрит пропасть прямо в глаза —
дружи с ней
и кружись над ней длинной тенью на потолке.
Три минуты весёлой, счастливой и вечной жизни,
проведённой вместе —
рука в руке.
26.03.2010
О СТРЕКОЗАХ И МУРАВЬЯХ
Читаю «Дао Де Цзин»,
читаю про яни-ини.
Кругом — отцы-молодцы
и матери-героини.
Кругом покупают дом,
корпеют над диссертацией.
А я тут, блин, не о том,
а я, блин, хожу на танцы.
Все знают, где тормоза,
все варят мужьям обеды.
Ну ладно,
ну стрекоза.
Могла бы быть муравьедом.
27.03.2010
Весна-весна, почётный ловелас...
Весна-весна, почётный ловелас, —
смеётся в телефон, зовёт на танцы,
из кожи лезет вон, чтоб я велась,
чтоб ты — остался.
Так рассыпает стук от кастаньет,
не глядя, галки ставит в каждом пункте;
неважно, мол, что вас пока что нет.
Вы — будете.
23.03.2010
УРРИ, ГДЕ У НЕГО КНОПКА?
просто, из ниоткуда, пришёл ко мне
и протянул ладонь, а потом исчез
просто осталась смотреть, прислонясь к стене,
как пляшут тени и вещи теряют вес
просто, без предисловий, при свете дня
кнопку нашёл нужную и нажал
просто, как хилер, перекроил меня
только одними ладонями, без ножа
что мне за дело — ангел или мясник;
было бы интересней узнать о том,
кем я вернулась домой после встречи с ним, —
кто я теперь,
кто я теперь,
кто
19.03.2010
ИНСТРУКЦИЯ
Если закручен в жгут,
загнан в четыре стены грозой,
замкнут кольцом маршрут
в ежедневной мелочной кутерьме —
не слушай, что там поёт
то ли Мэри Поппинс, а то ли Цой:
переменится ветер, мол,
мы ждём перемен.
Просто залезь на крышу,
раскинь руки (какой зонт?!),
слушай, смотри на трещины, сполохи и огни;
соединись с кровотоком молний,
выдохни свежий озон —
и перемени ветер.
Перемени.
11.03.2010
ГЕРОЙ 2
Что во мне от тебя?
Эта едкая, злая спесь,
и заливистый смех, и печаль — только первый сорт;
это «завтра не будет — давай уже прямо здесь»
и дурная привычка правду лепить в лицо.
Твой тяжёлый удар и медленный твой замах,
твой прицел во взгляде и сажень твоя в плечах.
Я, представь себе, огребаю теперь сама
это всё, от чего привыкла тебя защищать.
Даже тело моё — нет, ну видно же! — твой заказ;
каждый, кто его обнимал, очевидно, вор.
Что во мне своего, кроме цвета волос и глаз,
где искать себя
(да, а главное — для чего)?