Значит, вот в чем дело! Ему не только вынесли порицание – его поставили на место, явив зримое предупреждение о том, кто быстро заменит его в работе над станцами, если он не опомнится.
Каждая из сторон в споре была по-своему права, и Рафаэлю хватило решимости заявить об этом вслух:
– Я пришел к выводу, что заключение брака с синьориной Марией станет смертельной ошибкой для нас обоих.
Папа оставался невозмутим.
– Разве ты не сам давал слово этой молодой особе из почтенной семьи, породниться с которой предложил тебе его высокопреосвященство?
Так и есть, но когда это было? И теперь он совсем иной человек…
– За эти годы мы с синьориной Биббиеной лишь отдалились друг от друга.
– Мы говорим о браке, Рафаэль, а не о легкомысленных влечениях сердца! Мы, люди мудрые, должны относиться к нему со всей серьезностью, не так ли? Биббиена, который свел нас двоих, был добр к тебе, ты многое приобрел от знакомства с ним, его племянницей, не говоря уже о дружбе с самим понтификом. – И он вперил в Рафаэля тяжелый взгляд своих светло-голубых глаз. – Ни один художник мира даже не мечтал о такой удачной партии!
– Скажите, Ваше Святейшество, обязан ли я отдать кардиналу собственную душу в уплату за его неисчерпаемые милости?
Полные губы понтифика раздвинула широкая улыбка, что изрядно удивило Рафаэля.
– Нет, мой мальчик. Всего лишь свою свободу.
– Этого я отдать ему не могу!
– Святая Матерь! Чего же ты тогда хочешь?
– Освободиться от обета взять в жены Марию.
– А это, Рафаэлло мио, не в моей власти. Но даже будь по-иному, я не стал бы освобождать тебя от обета, ради Биббиены. – Чуть погодя, когда эхо его слов замерло в наступившем гулком молчании, понтифик неожиданно произнес: – От нас только что вышел Микеланджело Буонарроти.
– Мы обменялись приветствиями на пороге этой комнаты.
Взгляд Папы снова вернулся к Рафаэлю. Полное лицо Льва X, блестевшее от пота, приняло обычное выражение, но все же в глубине голубых глаз навыкате, за мягкой улыбкой таилось что-то неуловимое. В этом последнем его замечании, переводящем разговор на главного соперника Рафаэля, был скрыт намек.
– Ты спрашивал у Микеланджело, зачем он приехал в Рим? Уж не собирается ли он перехватить твои заказы?
Рафаэль приподнял бровь и почувствовал, как непроизвольно сжимаются челюсти. Он подождал очередного удара сердца, потом второго и, аккуратно подбирая слова, ответил. Обычная легкость их бесед внезапно сменилась странной натянутостью.
– А он приехал в Рим за этим, Ваше Святейшество?
