Под голос набата, под гром канонады,
Под черное знамя — на зов Равашоля…
Иван Антонович Брыль остолбенел. Песня о черном знамени анархии катилась над рабочим Печерском, который двадцать лет назад по призыву киевского «Союза борьбы» поднял красное знамя пролетарской интернациональной солидарности и продолжает нести его высоко до сегодняшнего дня — на маевках, на демонстрациях, во время всех забастовок и сквозь баррикадные бои! Никогда в борьбе за свободу народа над пролетарским Печерском не болталась эта черная тряпка предательства и провокации. И вдруг — гимн анархии разносился именно из его, Ивана Брыля, двора!
Вынести это Иван Антонович, пятнадцать лет являвшийся членом подпольных социал–демократических кружков, никак не мог.
В ярости шагнул он к наглому богомазу–анархисту.
Но тут же остановился.
Наркис горланил, нахально ухмыляясь. Разве не вызывался он в цирке бороться на призы со Святогором, с Фоссом и даже с самим Иванм Поддубным — и брал приз! Не устоять Брылю против Наркиса, хотя и был Иван в свои пятьдесят лет крепок как дуб.
Но кровь закипела в сердце старого Брыля. Не за черное, а за красное знамя годами состояли в черных списках тысячи киевских пролетариев, до тех пор пока месяц назад хлопцы не разгромили охранку на Житомирской, 34 и не сожгли эти паскудные бумаги на Сенном базаре! Красное знамя, а и черное в пятом году обагрилось кровью Жадановского и еще ста пяти человек и осенило первый Совет рабочих депутатов города Киева, развеваясь целых пять дней государственным штандартом Шулявской пролетарской республики!..
Иван Брыль ступил еще шаг, почти вплотную подойдя к Наркису, и изо всех сил заехал прямехонько в его наглую рожу.
Это был меткий удар. Хотя старый Брыль и был зол и разгорячен, но этот удар он рассчитал очень точно: если бить снизу вверх — кость треснет, и тогда не оберешься хлопот из–за увечья, а если ударить сбоку — только дантисту на заработок: вправлять вывихнутую челюсть. Не зря Иван Антонович в юности увлекался, как и многие его сверстники — рабочие пареньки, — боксом и джиу–джитсу. Против его удара никто не ног устоять.
Но великан Наркис только лязгнул зубами и устоял на ногах. Чтобы свалить его, нужно было бить буфером паровоза…
Однако пение прекратилось и гармошка полетела прочь и Наркис взревел:
— Ах ты ж… гегемонт! Да я тебя…
В этот миг на руке Наркиса повис Данила. Огрызнувшись, как пес на муху, Наркис лишь повел рукой, и — вторично в этот первый день своей женитьбы — Данила залился кровью и покатился по земле, к кустам.
