Поручик Нольде снова пожимает плечами, — привязался же этот оголтелый солдат: где это видано, чтобы в дивизии докладывал рядовой? Эта идиотская революция все перепутала…
— Беги, валяй, — индифферентно соглашается он. — Катай, если ног не жалко. Тебя там только и ждут.
Демьян срывается с места и бежит мимо солдат, приткнувшихся где попало в тесном окопе.
А поручик Нольде, в третий раз пожав плечами возвращается к раскрытым страницам: лифчик расстегнут, обнажена молодая, тугая девичья грудь…
Демьян бежит и шлет проклятия — в бога, в министра Тома и даже в самую революцию! Продали солдатскую жизнь! Сухомлиновы! Мясоедовы! Сволочи! Правду говорит прапорщик Дзевалтовский: штыки нужно повернуть против своих генералов…
5
Поручик Нольде дочитал до того места, где у Арцыбашева пошли одни многоточия, и сердито захлопнул книгу. Всегда в этих книгах так: на самом интересном месте — точки и точки… Раздосадованный, он смотрит в спину солдату, который бежит как сумасшедший, пока тот не скрывается за коленом траншеи. К чему ерепениться? Из–за чего тарарам? «Все на свете ерунда, и любовь — игрушка; все на свете чепуха, а война — петрушка…»
Поручик Нольде был едва ли не единственным из кадровых офицеров корпуса, который, проведя на войне три года, оставался все в том же чине. Согласно табели о рангах, ему бы уже давно надлежало быть полковником. Но этому мешали два разжалования, из–за которых приходилось начинать все сначала, добывая все те же погоны поручика. Это, знаете ли, не всякий сумеет! Первый раз сорвали погоны за растление малолетней. Второй раз — не уплатил карточного долга, да еще и съездил по физиономии паршивого корнета — черт, не повезло — князя Оболенского! Снова сорвали погоны и снова в дисциплинарку. И вот теперь, только третью звездочку нацепили — здрacьтe вам, — революция; говорят, скоро и вовсе чины будут упразднены.
Ну и наплевать! Поручик Нольде плюет на всё. Он не верит ни в сон, ни в чох, ни в чины, ни в ордена. Не верит ни в войну, ни в мир. Ни в победу, ни в поражение. Ни в революцию, ни в контрреволюцию. Даже в то, что он барон, Нольде тоже не верит. Папаша, конечно, был бароном: об этом поручик Нольде сам читал соответствующие бумаги с гербами. Но с тех пор как поручик помнит свет, его папахен был старой развалиной. Что же, поручика аист подбросил мамаше под кочан капусты? Видно, любезная мамахен вильнула хвостиком где–нибудь под кустом и произвела поручика Нольде на свет божий от какого–нибудь: заезжего гусара, а то и от собственного форейтора… И правильно! Браво, мамуля! Что есть на свете? Баба, шустовский коньяк три звездочки, шмендефер с крапленой колодой карт — вот и все! А остальное —миф, блеф, фокус–покус, черная магия! Все! Хотя бы и эта война — сначала «за веру, царя и отечество», а теперь — здрасте вам! — за свободу и революцию!
