— Ну что? Сколько у тебя? — спросил один из охранников, тот, что был пониже и постарше.
— Семь! — сообщил его молодой коллега и поднял к свету руку. В кулаке был зажат пучок подвешенных за хвосты крысиных трупиков. — А у тебя?
Пожилой покачал головой и выставил к свету лопату, на которой горкой лежали бездыханные крысиные тушки.
— Девять!
— Красота! — почему-то развеселился молодой.
Старший укоризненно посмотрел ему в лицо, опустил лопату на землю и подпер кулаком ноющую поясницу.
— Шестнадцать штук! А ведь смена только начинается! Что же дальше-то будет?
Молодой подмигнул, показывая, что такая ерунда, как крысы, настоящему бойцу охраны нипочем:
— На рекорд пойдем, Петрович! Вчера мужики собрали за ночь сто двадцать семь! А мы давай двести! Двести пятьдесят! Утрется их Бармалеев!
Петрович явно не разделял настроения товарища.
— Не нравится мне это, Санек! Не нравится! Чего они к нам во двор подыхать собираются? Что им тут нужно?
Беззаботный Санек хохотнул в ответ:
— А может это условное место! «Мертвая зона»! Как в том кино…
Петрович перекрестился с нарочитым суеверием.
— А может, ты, боец, крыс боишься? — с вызовом спросил Санек и тряхнул перед лицом товарища зажатым в кулаке уловом.
Петрович брезгливо отстранился от его руки.
— Не в этом дело!
— А в чем?
— Я сюда в охрану нанимался. А не падаль в совок собирать!
Санек, наконец, задумался. С этим, пожалуй, и он был согласен:
— А вот это — верный базар! Мы не ассенизаторы, в натуре… Или пусть доплату листают, или…
Петрович кивнул. Потом, прищурившись, посмотрел на светлую закатную полосу над горизонтом:
— К тому же старые люди говорят, что крысы ни с того, ни с сего людям на глаза не лезут! Крысы выходят наружу только перед большой бедой!..
— Какой еще бедой?
— Перед войной… Или землетрясением… Или когда на город цунами идет …
— Цунами?.. У нас? — проговорил Санек насмешливо, но и в голосе послышалось предательское сомнение. — Цунами у японцев бывает. Или, в этом… как его… не помню… А чтобы у нас…
Петрович пожал плечами. Цунами, там, или не цунами, а старые люди просто так ничего говорить не будут.
— Ведь подыхать они к нам приходят, — заметил он.
— К нам.
— А почему?
— Почём я знаю? — отмахнулся Санек. Его вечно прекрасное настроение дало заметную трещину.
Петрович некоторое время презрительно щурился на фонарь над далеким пирсом, потом на темные силуэты заводских корпусов вокруг, потом исподтишка взглянул в лицо смущенного товарища.
— Помяни мое слово — нехорошее это место! — вывел он.
