И, не дождавшись ответа, забегал по кабинету, рубя ладонью воздух:
— Как ты мог допустить, что он украл ценностей на целую сотню тысяч? Скрылся из-под носа, обвел вокруг пальца, как новичка. Здорово, ничего не скажешь.
— Так уж получилось, — отвечал понуро дядя Боря. — Не считал я его способным совершить преступление.
— Философия, причем вредная.
Бойко был шумлив, резок, но умел и работу организовать. С его приездом кабинет участкового превратился в настоящий штаб. Майор грубовато и весело отдавал приказания, советовал, ругался. Десятки оперативных сотрудников, участковых уполномоченных работали во всех концах района.
Начальник милиции вызвал на допрос Егора Егоровича. С ним он разговаривал слишком напористо, уверенный, что старик что-то недоговаривает. Плотник обиженно сопел, укоризненно взглядывал выцветшими глазами на сидевшего здесь же дядю Борю. Капитану казалось, будто он говорит: «Как же вы так! Зачем меня обижаете подозрением?»
Участковый не вмешивался до тех пор, пока старика не отправили домой. Потом, сразу закипая, сказал:
— Старик чужого не возьмет. Ни золота, ни бриллиантов. Напрасно вы причисляете его к авантюристам.
— Напрасно, говоришь? Нет, дорогой дядя Боря, не напрасно. Смотри сам: половину золота нашли у Чижова. Где вторая? Ты решил — увез с собой Митька. А доказательства? Может быть, старик и Митька разделили все пополам. Значит, не исключено, что Егор Егорович знает и об истории со Школьниковым. Следовательно, у него надо сделать обыск. Посмотреть: не прикидывается ли? Дальше, где он находился во время оккупации? Здесь жил со своей старухой… Чего молчишь? Что я, говорю неразумно?
В словах майора и правда была определенная последовательность, логичность. Она тяжело и упрямо обволакивала капитана. Но он быстро стряхнул сомнение.
— Нет, Михаил Федорович. Обыска делать у Егора Егоровича не будем.
— Почему?
— Он всю правду рассказал. А во время войны Егор Егорович не меньше меня рисковал, даже больше, помогая нам, партизанам. Обыск делать у старика не дам. Жаловаться буду.
— Ты это брось! — скрипнул зубами Бойко. — Думаешь, ты один болеешь за своего друга Школьникова? Я больше тебя отвечаю… Но если у тебя одна станица, один колхоз, у меня на плечах целый район. Мне важно раскрыть преступление в самый короткий срок.
— Я знаю старика десятки лет, — немного успокоившись, твердо продолжал участковый. — Знаю не только имя-отчество, но кое-что и побольше: в трудные минуты встречался. Давайте подождем. Выясним. Сейчас у нас для обыска, на мой взгляд, есть лишь формальные мотивы. И поймите еще, Михаил Федорович, — здесь станица. Об обыске станет известно всем, это сломает старика. Потом не поправишь даже публичным признанием ошибки.
