* * *
Открыв глаза, я уткнулся взглядом в собственное отражение. Я стоял в туалете, подпирая лбом холодное зеркало. Из него диким взором максимально расширенных зрачков на меня смотрел абсолютно незнакомый человек.
— Ты кто? — вслух спросил я.
Зеркало не ответило.
— Не хочешь разговаривать — не надо, я и так про тебя слишком много знаю.
— Ну, как, нормально тебя плющит? — голос Краснощекова раздался у меня за спиной.
— Офигительно, но, по-моему, уже начинает подснимать, — мой ответ прозвучал как просьба.
— На, закинься еще, с дьявольской ухмылкой Алексей протянул мне очередную порцию.
"Зачем я еще сожрал, меня ведь и так колбасит немилосердно". — Цеплялся за реальность перегруженный ядом мозг.
— Пати из овер, — Леночка настойчиво трясла меня за плечо, кутаясь в шубу и покачиваясь.
— Надо домой, нужен отдых, — скорее я читал по губам, чем слышал ее голос.
— А что, уже все кончилось? Который сейчас час? — я постепенно возвращался в действительность.
— Семь утра. Иди, прогревай свой "Студебекер".
— Значит, я просидел у стойки четыре часа, какой кошмар!
Никак не выходило попасть ключом в замок зажигания. В глазах все уже не двоилось, а, как минимум, пятерилось-шестерилось, я смотрел на мир через аквариум.
Удовольствие вести машину я предоставил Краснощекову. Право оправдать высокое доверие он воспринял без особого энтузиазма и, высыпав остатки порошка на компакт-диск, убрал его, не прицеливаясь, не делая никаких дорожек и не крутя никаких трубочек, отчего его нос стал похож на аппетитный пельмень, правда в замороженном состоянии.
— Мог бы поделиться, — возмутилась Леночка.
— Мне, а не вам тащить это корыто через весь город, — оправдался тот.
* * *
Ориентироваться я начал только в квартире на Миллионной и, лежа на диване, наблюдал, как мой напарник растворял в столовой ложке светло-коричневый порошок, нагревая ее над пламенем зажигалки. Леночка накручивала кусочки ваты на иглы инсулиновых шприцов, желая ускорить процесс приготовления Его Величества Германа.
— Слушайте, братцы, может мне не надо, — попытался оказать сопротивление я.
— Надо, Федя, надо, — подражая Шурику из известной киноленты, кривлялась Елена.
— Сказал "А", говори и "Б", — не терпящим возражений голосом произнес работник службы милосердия, фельдшер Краснощеков.
— Как вы там говорите на "скорой"? — спросила Леночка, затягивая жгут на моем плече.
— Поработайте кулачком, больной, — подсказал Алексей, подходя ко мне и держа баян со "смертью" на изготовке.
