Льня к цинковым стенам, Бельо Сандалио подобрался к охваченному празднованием дому, вытянул рыжую голову и заглянул в окошко: не свадьба, невесты среди танцующих пар не видать. «Ставлю на день рождения», — сказал он себе. Дождался, пока доскрипит граммофонный вальс, присел на корточки, просунул трубу меж прутьев решетки и задул.
«С днем рожденья тебя», словно брызги желтого хрусталя, разом заполнила маленькую комнату, и все застыли где стояли. В самых разных позах, округлив изумленные глаза, весельчаки переглядывались, а после замечали трубу, пускавшую по воздуху сладкую дрожь.
Не успел Бельо Сандалио доиграть, все, как будто отмерли, разразились аплодисментами. Мужчины смеялись, а женщины ласково приглядывались к этому симпатичному рыжему, улыбавшемуся из-за решетки во все тридцать два белоснежных зуба.
Хозяин дома, высоченный малый с густыми зачесанными кверху бровями во фланелевой рубахе и штанах на широких черно-красных подтяжках, вынес на улицу добрый стакан пунша. С хохотом, от которого подтяжки то смешно сжимались, то расходились, великан — Бельо Сандалио подумалось, что это вылитый его дед, — протянул ему большую мозолистую руку. «Словно ангелы вострубили», — сказал он. И покорнейше попросил трубача присоединиться к веселью. Внутри ему разъяснили, что отмечают не день рождения, а отъезд друга на родину в Тальку, на что Бельо Сандалио, не расставаясь со стаканом пунша и бронебойной улыбкой, сардонически отвечал, мол, хорошо, что не поминки.
Он исполнил пару всеми любимых вещиц, а потом его представили ни на минуту не умолкавшему и не перестававшему курить человеку, хозяйскому приятелю. Звали того Франсиско Регаладо. Был он жилистый и высохший, как мумия. Лишь на морщинистом лице искрами горели живые зеленые глаза.
Франсиско Панчо Регаладо знали по всему Центральному кантону как одного из самых прожженных коробейников начала века. Во время не слишком законных торговых вылазок он частенько терялся в пустыне и однажды выжил лишь тем, что пил собственную горячую мочу и сожрал широкий кожаный ремень, будто палку салями. Бессчетное число раз он спасался от пуль сторожей селитряных лагерей, зато вдосталь отведал их кнутов. Узор шрамов на спине красноречиво говорил о его опыте. Теперь он окончательно осел в Пампа-Уньон, завел колбасную лавку и владел одной из трех боен в городе. Все это Бельо Сандалио услышал от самого Франсиско Регаладо, пока тот пожимал ему руку, угощал сигаретой, подносил зажигалку с фитилем, сам делал первую затяжку и картинно, как заправский авантюрист, выпускал два кольца сизого дыма.
