– Прекратите! Прекратите немедленно!
Сквозь завесу боли и шумное сопение нападавших до Бартоломью донесся звучный женский голос. Услышав его, оборванцы бросились наутек как ошпаренные. К тому времени, когда Бартоломью сумел приподняться и сесть, прислонившись к стене, на улице не было никого, кроме женщины, пришедшей к нему на выручку.
Бартоломью не сводил глаз с незнакомки, что появилась столь своевременно. На ней было голубое платье из тонкой шерстяной материи – когда-то, несомненно, дорогой, но теперь выцветшей и поношенной. Черные как вороново крыло волосы лежали вдоль спины роскошным блестящим покрывалом; несколько прядей спадали ей на лоб. Резкие черты лица говорили о решительном характере, и, хотя женщину нельзя было назвать красавицей, открытый взгляд ее светлых глаз был очень притягателен. Приглядевшись к своей спасительнице получше, Бартоломью заметил над верхней ее губой и около нижней два небольших одинаковых шрама. Не желая смущать ее слишком любопытным взглядом, он торопливо отвел глаза. Вполне вероятно, шрамы свидетельствуют о принадлежности к какой-то религиозной секте, решил он про себя. Ему доводилось слышать, что в годы великого мора появилось множество сект, члены которых уродовали собственные лица.
– Кто вы? – спросил, наконец, Бартоломью.
Женщина взглянула на него удивленно, словно не веря ушам, и разразилась смехом.
– Я спасла вам жизнь, и что же я слышу? «Спасибо»? «Я вам так признателен»? Вместо того чтобы поблагодарить, вы торопитесь выяснить, кто я такая.
Она вновь рассмеялась. Доктору, еще не оправившемуся от недавнего потрясения, ситуация отнюдь не казалась забавной. Мысль о том, что незнакомка имеет власть над шайкой голодранцев, которые едва не отправили его на тот свет, ничуть не прибавляла Бартоломью веселья.
– Простите мою неучтивость, – произнес он, покаянно потупившись. – Я вам безмерно благодарен. Дозволено ли мне узнать ваше имя?
Незнакомка вскинула крутую бровь, в голубых ее глазах плясали веселые огоньки.
– Да, если вам так угодно, – усмехнулась она. – Меня зовут Джанетта из Линкольна. Дозволено ли мне узнать, кто вы такой и что делаете на нашей улице?
– На вашей улице? – в недоумении переспросил Бартоломью. – С каких это пор улицы в Кембридже стали частной собственностью?
На губах женщины вновь мелькнула усмешка.
– Для человека, который только что избежал весьма плачевной участи, вы излишне разговорчивы, – заявила она. – К тому же вы так и не соизволили ответить на мой вопрос. Итак, что вы здесь делаете?
