Нечестивый союз | страница 39



Припозднившиеся студенты заняли, наконец, места за двумя длинным столами, стоявшими перпендикулярно к столу магистров. После трапезы столы вновь расставляли вдоль стен, чтобы они не мешали проведению занятий. Гул голосов смолк, и в зале воцарилась тишина.

Мастер прочел молитву и оповестил, что застольные беседы в этот день разрешаются, однако исключительно по-латыни. В ближайшее время многим студентам предстоял испытательный диспут, и Кенингэм, по всей вероятности, рассчитывал, что латинские разговоры помогут им лучше подготовиться. Францисканцы, полагавшие, что вкушать пищу следует в молчании, неодобрительно нахмурились. Обычно во время трапез кто-нибудь из студентов читал вслух Библию, дабы способствовать духовному просветлению собравшихся. То, что сегодня мастер позволил себе нарушить эту традицию, явно вызвало неудовольствие многих монахов.

Майкл и Бартоломью, в отличие от них, не имели ничего против застольной беседы. После обеда они намеревались встретиться со служителями церкви Святой Марии, и теперь у них появилась возможность обсудить, какие вопросы задавать в первую очередь.

– Как прошли твои занятия? – спросил Майкл, наклонившись к Бартоломью и не сводя жадных глаз с блюда, на котором лежали куски соленой говядины.

– Не лучшим образом, – пожал плечами Бартоломью, посмотрев на своих студентов в дальнем конце одного из столов. Грей, встретившись с ним взглядом, смущенно потупился, и Бартоломью решил, что его упреки возымели действие.

Он взял из корзинки кусок хлеба и принялся с сомнением его рассматривать. После черной смерти в Англии не хватало основных злаков – ячменя, овса и пшеницы. Хлеб в колледже теперь выпекали из самой дешевой муки, зачастую заплесневелой и непригодной даже на корм свиньям. Сегодняшний хлеб имел подозрительный серый оттенок и был испещрен темно-коричневыми крапинками. На вкус он оказался еще хуже, чем на вид. Отвратительный привкус залежалой муки заглушала вонь прогорклого масла. Соленая говядина была жесткой и сухой. Еще одно кушанье – непонятного происхождения куски, плавающие в жирной темной подливе, – тоже выглядело не слишком привлекательно.

Майкл залпом осушил стакан эля и сунул себе в рот толстый кусок хлеба. Как видно, хлеб встал у него поперек горла: лицо тучного монаха покраснело, на глазах выступили слезы, но ценой немалых усилий он все же сумел проглотить упрямый ломоть.

– Если ты не будешь как следует пережевывать пищу, когда-нибудь непременно подавишься, – с укором заметил Бартоломью.