Август устремил на Бартоломью взгляд молочно-голубых глаз и беззубо ухмылялся, пока тот бережно вел его из полутемного зала на залитый ярким августовским солнцем двор.
– Невеселый сегодня день для колледжа, – громко заявил он Бартоломью, чем навлек на себя недовольные взгляды кое-кого из преподавателей.
– Тише, Август. – Бартоломью похлопал по перевитой венами старческой руке. – Что было, то прошло, надо смотреть в будущее.
– Но подобный грех нельзя оставлять безнаказанным, – не унимался старик. – О нет. Нельзя забывать.
Бартоломью терпеливо кивнул. После смерти сэра Джона рассудок Августа помутился еще больше.
– Он не будет забыт, – заверил Бартоломью. – Все будет хорошо.
– Глупец! – Август вырвал у него свою руку, и Бартоломью изумленно заморгал. – Затевается зло, оно набирает силу и поразит всех нас, в особенности неосторожных. – Старик отступил на шаг и попытался распрямить согбенные члены. – Подобный грех нельзя оставлять безнаказанным, – повторил он твердо. – Сэр Джон намеревался проследить за этим.
– О чем это вы? – спросил озадаченный Бартоломью.
– Сэр Джон начал догадываться, – ответил Август, его выцветшие голубые глаза буравили Бартоломью. – И видишь, что произошло.
– Старик выжил из ума. – Зычный голос Роберта Суинфорда, раздавшийся прямо над ухом, заставил Бартоломью подскочить от неожиданности. Август принялся раскачиваться взад-вперед и напевать себе под нос какой-то гимн. – Видите? Он не ведает, что несет. – Он положил руку Августу на плечо и махнул Александру, управляющему, чтобы тот отвел старика обратно в его комнату. Август шарахнулся от прикосновения.
– Я уведу его, – сказал Бартоломью, заметив смятение старика. – Хватит с него на сегодня. Я приготовлю ему поссет, это его успокоит.
– Да, вся эта пышность и долгая церемония помрачили его рассудок еще больше обычного, – сказал Суинфорд, с отвращением глядя на Августа. – Упаси нас Господь от безмозглого дурака.
– Упаси нас Господь быть безмозглыми дураками! – рявкнул Бартоломью, выведенный из себя нетерпимостью Суинфорда.
Собственная резкость удивила его. Обычно он не грубил коллегам. С неохотой он признался себе, что введение Уилсона в должность и слова старого Августа растревожили его.
– Да ну, Мэтт, – сказал Суинфорд, отбрасывая свою обычную грубоватую манеру. – Нам всем пришлось несладко. Не надо позволять бредням старого безумца разрушать наши надежды на новое начало. С тех пор как умер сэр Джон, рассудок старика совсем помутился. Ты же сам вчера это говорил.
