Есенина, конечно, все эти годы упоминали в советской прессе в основном как кулацкого подголоска и певца социального упадничества – но запрещенным он, как мы видим, не был вовсе, и чтение, и даже пение его стихов на расстрельную статью никак не тянуло.
Плюс работы Лекманова и Свердлова очевиден: они не стремятся заявить себя в качестве адвокатов или ниспровергателей Есенина. Их работа куда сложнее: показать, как было, и ничего не выдумать от себя. Хотя соблазн выдумать и досочинить по вкусу, конечно, огромен.
Ведь если нет ответа – так хочется придумать ответ самому и навязать другим.
Прочитав книгу, я так и остался в неведении, можно ли применить к Сергею Есенину такие, например, слова: «Любящий душу свою погубит ее; а ненавидящий душу свою в мире сем сохранит ее в жизнь вечную» (Иоанн. 12:25)…
…но и хорошо, что ничего мне не ясно до сих пор.
Быть может, куда хуже, когда создатели жизнеописаний настырно распределяют своих героев кого в рай, кого в ад.
Это не наше дело.
Борис Корнилов
«Я буду жить до старости, до славы…»
(СПб. : Азбука, 2012)
Такая больная тоска от этой книги. Такое болезненное приобщение к чужой судьбе – верней сказать, сразу к нескольким судьбам.
Книга состоит из нескольких разнородных частей.
Во-первых, собственно стихи замечательного поэта Корнилова, которого многие знают исключительно как автора слов песни «Нас утро встречает прохладой…», – между тем это один из самых сильных стихотворцев прошлого века.
Корнилов – поэт того же природного, корневого, духовитого, густопочвенного сплава, что Есенин и Павел Васильев, – таких детей русское крестьянство уже не рожает. Да и где оно, крестьянство…
Предваряет стихи Корнилова эссе критика Никиты Елисеева.
Вторая часть книги – дневники поэтессы Ольги Берггольц, которая была женой Корнилова в 1929–1931 годах.
Третья – переписка его второй жены, Людмилы Басовой, с матерью Корнилова.
И наконец, финальная часть книги – материалы из следственного дела поэта.
Это очень безжалостная к Корнилову книга.
Поэт и так порой раздевается до самой последней наготы в своих стихах – а тут еще две жены о нем говорят, и публикуются протоколы его допросов, где он все, все, все подписал, оговорив самого себя с головою.
Ко всему еще и Елисеев, который автор предисловия, считает возможным заявить, что «Корнилов никогда не рефлексировал, не размышлял». Обоснования для такого утверждения просты: Корнилов не оставил нам документальных подтверждений своих сомнений касательно советской власти. Вот Берггольц, например, оставила – и, значит, утверждает Елисеев, она размышляла.
