На старой мельнице | страница 4
Дед Андрон человек разговорчивый. И обычно сам останавливал Митьку. А тут сделал вид, что не замечает.
– Здравствуй, дедушка, – сказал Митька.
– С богом, – ответил Андрон. Он сидел на ступеньке и смотрел поверх Митькиной головы.
Дед был не в духе. На голове у него криво держалась командирская фуражка с оторванным наполовину козырьком. «Выпивши дед», – сразу определил Митька. Уж такая примета у него была: если фуражка сидит на голове сторожа прямо, – значит, старик трезвый. Если криво, – под хмельком. А уж если валяется у ног, то можно не только магазин обворовать, но и самого сторожа утащить – не проснётся. Правда, до такого состояния дед редко доходил. А под хмельком бывал часто.
Когда расстроен, лучше с ним не заговаривать – прогнать может. Но Митьку интересовал один важный вопрос.
– Правда, деда, что всех водяных расстреляли? – спросил он.
Дед ничего на это не ответил. Митька подождал и снова спросил:
– А нашего водяного, с мельницы, тоже красные кокнули?
– Видал я его... – сиплым голосом сказал сторож. – Чудище! Не приведи господь ещё раз увидеть...
– А может, тебе, дедушка, показалось? – спросил Митька. – Может, ты, дедушка, пьяный был?
– Может, и показалось, – согласился дед и почесал большой бугристый нос.
– А водяные по лесу не могут ходить? Ведь у них, ты говорил, хвост-то рыбий.
– Не могут, – сказал дед. – Водяные в воде сидят…
– Ну я пойду, – обрадовался Митька.
– В лесу, родимый, лешие бродят...
Митька вспомнил стихотворение, которое в школе учили наизусть:
«… Там чудеса: там леший бродит,
Русалка на ветвях сидит…»
Дальше ещё что-то про Кощея было, но Митька забыл.
– А кто главнее: леший или водяной? – Голос у Митьки дрогнул.
– Слышал, как ночью в лесу кричит? – спросил дед.
– Слышал… Кто это?
– Леший горло прочищает, – сказал Андрон. – У него голова медвежья, а когти ястребиные… Чудище!
– Оно… чудище, на дереве сидит? Как ястреб? Да?
– Леший-то? Он лесной хозяин. Где вздумает, там и сидит…
– А… а людей он не трогает?
Дед взял двумя пальцами с жёлтыми ногтями за кончик Митькиного пионерского галстука и подёргал.
– Крест нательный носишь?
Митька покачал головой.
– Я, деда, некрещёный… Мамка хотела раз окрестить, да папка не дал.
– Не заступится за тебя, некрещёного, бог… Кто без крестов, тот не христов.
Митька посмотрел на небо. Оно почернело, и лишь там, где в гуще обломков зарылась луна, колыхалось большое неровное жёлто-серое пятно. Вершины деревьев смутно вырисовывались за околицей. Как быстро темнеть стало!.. Не то что летом. Бывало, спать ложишься, а за окном всё ещё светло.