— Послушать его, так выходило, будто не я отец детей, а кто‑то другой.
— Ни в коем случае! Просто он хотел сказать, что только теперь вы муж и жена перед богом и перед законом. А раньше дело обстояло иначе. Вот тебе доказательство: раньше ты не мог получить пособие, а теперь можешь. Ясно?
Морковка размышлял одно мгновение, никак не дольше:
— Конечно, ясно, так оно и есть.
Аргумент священника мог убедить любого упрямца. Еще бы!
Про Морковку один из его братьев — самый старший — сложил песню. Ее распевал весь приход.
Наш Морковка — красная головка, Он с ослом связался и не испугался…
Это была грязная, неприличная песня. Но удивляться тут нечему.
ТОРЕГАНО, КОНОПАТЫЙ И ВОСТОЧНЫЙ БАЗАР (Перевод с испанского А. Старосина)
Торегано был из полиции, из тайной. Служил в комиссариате квартала Каеа Антунес. Выпивал — дай бог. Даже на службе выпивал. Некоторые уверяли, что он но просто выпивал, а горькую пил, глотал стакан за стаканом. Попробуй угадай, сколько тут правды!
Торегано дал что‑то вроде обета. Решил очистить от хулиганов и жуликов Дешевые Дома. А это все равно что вычерпать море решетом. То есть невозможно.
Жителей Дешевых Домов Торегано звал не только хулиганами и жуликами, он звал их также красными свиньями, подлыми или грязными, когда как, потому что не мог решить, что больше им подходит: подлые или грязные.
Он — конечно, Торегано — бродил по разным дорогам, тропинкам, шоссе или перекресткам округи, или округа, что одно и то же. Бродил он ночыо, когда все кошки серы, как и дети соседа. У всякого, кто ему попадался навстречу, он спрашивал:
— Эй, послушайте, куда вы идете?
— Туда‑то.
— Откуда?
— Оттуда‑то.
— Разве вы не знаете, что, встретившись с представителем власти, нужно его приветствовать? А я представитель власти. — Он отворачивал лацкан и показывал жетон.
Прохожий говорил:
— Здравствуйте.
— Громче, черт возьми, я вас не слышу!
— Здравствуйте!
— Вот так. А ну, где вы живете?
— Там‑то.
— Документы.
Просмотрев документы, он отпускал беднягу. Но прежде Заставлял его говорить: «Воспрянь, Испания!»[8]
Если задержанный утверждал, что живет в Дешевых Домах, он подводил его к фонарю — тут нельзя было обойтись одной спичкой, как для проверки документов, — хватал за подбородок, поднимал кверху лицо и пристально вглядывался.
— Да, тебя я знаю. Ты такой‑то. — Торегано говорил с кем как придется, с кем на «ты», с кем на «вы».
Случалось, он не знал задержанного.
— Ты из Дешевых Домов? Ты? Смотри‑ка, я знаю в лицо всех, кто там живет, а тебя не помню.
