знал всем своим сердцем, но очарование которого было безгранично, казалось, мог вдохновлять его.
— Думаю, что я поеду с вами, — сказал доктор, если, конечно, у вас нет возражений. У меня еще ни разу не было отпуска с тех пор, как я вернулся с континента, за исключением коротких визитов в Париж, где я мог прослушать научное сообщение или понаблюдать за экспериментом. Вы навряд ли назвали бы это отдыхом. Я бы нисколько не удивился, если бы мне вдруг пришла в голову мысль о том образе жизни, который я обычно рекомендую своим пациентам.
— О, доктор Олливент, конечно поедемте вместе, — воскликнула Флора радостно. — Я сама никогда бы не подумала просить вас об этом, зная как точно расписано ваше время. Но это было бы так здорово чувствовать, что вы позаботились бы о папе. Хотя, конечно, ему не нужны особые заботы. Я надеюсь, за исключением лишь моих, — сказала Флора с тревожным взглядом, как будто хотела сказать: «Ну скажите же, что все хорошо».
— Да, малышка, я не могу иметь более нежную няньку, чем ты, — сказал отец, притягивая к себе хрупкую фигурку дочери. — И пока я живу, твоя забота будет делать меня счастливым. Только знай, дорогая, даже прекрасный механизм рано или поздно изнашивается и однажды выходит из строя, как та чудесная карета, о которой мы читали прошлым вечером.
— Папа, папа! — крикнула Флора, прослезившись. — Как ты можешь так легко говорить о том, что может разбить мое сердце!
— Ну, что ты! Если бы я был оракулом, знающим все повороты судьбы. Не унывай, Фло, давай лучше поговорим о Брэнскомбе. Я дам завтра телеграмму в Лонг-Саттон агенту по недвижимости, пусть он найдет для нас какой-нибудь коттедж или дом, и мы сразу поедем туда на следующий же день. Вы поедете с нами, Уолтер, не правда ли? У моей дочери должно быть более веселое общество, чем двое пожилых мужчин, таких как Олливент и я.
Доктор рассмеялся своим низким с какой-то горечью смехом и так приглушенно, что вряд ли бы обидел даже лорда Честерфильда.
— Это одно из тех наказаний, которое производит наука со своими почитателями, — сказал он, — быть таким брюзгой в тридцать восемь лет.
— Вы очень сердечный человек, — промолвил Уолтер, оживая как будто после транса, — но я думаю, что не смогу покинуть Лондон в силу такого вашего скоропалительного решения, даже учитывая всю прелесть сопровождения вас, мисс Чемни, что, конечно, составляет большое искушение для меня.
— Хм! — проговорил Чемни. — Может ли молодой человек в твоем положении думать о работе.
