Мистер Лейбэн получал необъяснимое удовольствие от такого рода цыганской еды. Причем, это ему нравилось гораздо больше, чем обеды на Фитсрой-сквер. В присутствии миссис Чемни он должен был быть вежлив, внимательно следить за каждым своим, шагом. Здесь же, в доме Гарнеров, он чувствовал себя намного спокойнее и смелее. Уолтер знал, что им восхищаются, что Луиза почитает его как африканские туземцы почитают своих идолов. Несколько слов, быстрые взгляды, которые имели какую-то таинственную силу и значение, оказывали на него определенное влияние, так что он очень просто чувствовал себя и ни о чем не думал. Ему еще никогда не было так свободно в своей жизни. Он, конечно, думал о своих благожелательных намерениях по поводу этой бедной девушки. Та идея о пансионе приносила ему некое успокоение. Пусть она восхищается им, если ей нравится. Это восхищение уже оказало на нее благотворное влияние, отразившееся и на ее прекрасном лице. Она была обучена в своеобразной школе, способствующей прогрессу женщины, где сентименты и симпатии заменяли рассказы учителя.
Даже присутствие миссис Гарнер в этих цыганских застольях не умаляло их очарования. Возможно, она была не Лучшим собеседником за столом, но художник находил очень интересным ее характер. Миссис Гарнер делала иногда неуместные замечания, вероятно, навеянные бутылкой эля, а также рассказывала о своей тяжелой жизненной участи. Ей нравилось философствовать, при этом ее рассуждения казались запутанными, как коридор лабиринта. Она рассказывала о своем прошлом, о своих надеждах в молодые годы, которые так и не воплотились в жизнь. Но об этом прошлом периоде она повествовала весьма неопределенно, и поэтому ее судьба и причины неприятностей, имевших место в ее молодости, остались для художника неясными. Даже когда она становилась особенно болтливой под влиянием эля и устриц, то никогда не спускалась с облаков обобщенных описаний на твердую почву конкретных подробностей.
— Жизнь — это загадка, мистер Лейбэн, — сказала она однажды, горестно вздохнув.
— Жизнь, мадам, — ответил художник, который любил некоторую церемониальность при разговоре со старой леди, — жизнь подобна капризному ребенку, которого нужно укачивать в колыбели или усыплять при помощи элексира Даффи, сравнение, конечно, странноватое, но его можно найти у трех таких разных писателей, как Вильям Темпл, Вольтер и Голдсмит.
— Ах, — промолвила миссис Гарнер. — Есть некоторые дети, которые не получают элексира Даффи. Это только прививки, корь, пудра ревеня для некоторых из нас.
