— Да, конечно, — ответил Уолтер, — для мисс Гарнер было бы большим беспокойством приходить ко мне в студию, — это было сказано с таким почтением, как будто мисс Гарнер была дочерью герцога, для которой сдвинуться с места было так же трудно, как планете сойти с орбиты.
Вопрос был решен, и Уолтер пообещал себе сделать все от него зависящее для того, чтобы убедить в своей идее миссис Гарнер. Молодой человек стал взволнованно ходить по комнате, говоря о своей картине. Она должна была быть выполнена с налетом сентиментальности, в натуральный рост девушки. Героиня картины стояла перед ним, смотря на него темными восхитительными глазами, скулы и лоб были цвета слоновой кости, слегка припухлые малиновые губы изогнулись изящной дугой, распущенные черные волосы были разбросаны по плечам — женщина, которая должна быть изображена на холсте. Да, эта картина, могла бы принести ему головокружительный успех. Мир узнает, что зря пренебрегал им, ведь он был не простой дилетант-любитель в живописи, довольный своим уделом.
Ламия, или, вернее, ее образ, незамеченной вышла из комнаты, чтобы посмотреть, как там дела обстоят с ужином, а точнее — сходить в ближайшую таверну за пивом, накрыть скатертью стол, приготовить тарелку картошки и получить очередную порцию выговоров от своей бабушки.
— Я ведь могу и сама поработать, — говорила миссис Гарнер, — понаблюдать, как варится рубец, а ты можешь подняться наверх, ведь ты хочешь этого, и пофлиртовать с молодым человеком.
— Не понимаю, что ты называешь флиртом, бабушка, — пробормотала девушка тоном, который мог означать покорность или безразличие. — Я не сказала ему и пяти слов, какой же тут флирт?
— Думаю, что если бы его не было, ты бы раньше пришла помочь мне.
— Не думаю, что здесь много работы. Я же уже почистила лук и сходила за молоком, прежде чем подняться наверх.
— Вряд ли из-за отца ты оставалась бы там так долго…
— А вот и нет, — ответила девушка, гремя вилками и ножами, которые раскладывала на старенькой скатерти сомнительной свежести. — Мне всегда нравится быть с папой. Он, может, иногда ворчит, но не ругает меня.
Старая леди едва сдержалась от того, чтобы чего-нибудь не сказать резкого по этому поводу.
— Ах, — сказала она жалобным голосом, — Гарнеры всегда были неблагодарными. Я думаю, у них что в крови. Такой и твой отец. Я могу работать и работать для него, рано вставая и открывая магазин и закрывая его самым последним на нашей улице, и не услышу за это от него ни одного доброго слова, когда он не в духе. Вот и моя дочка Мэри уехала на другой конец света, когда несчастья пришли к нам, и оставила меня совсем одну.
