— Хорошо, — сказал Марк Чемни, — что ты думаешь о нем?
— Что я могу думать о нем после такого короткого знакомства, кроме того, что он обладает приятной наружностью, несколько тщеславен, — ответил доктор, глядя темными глазами на сидящих за фортепьяно.
— Вот тут ты не прав. Он не тщеславен, наоборот, он сильно возражает против ведения разговоров о себе и своих стремлениях, которые, однако, весьма интересны.
— Это только прикрытие тщеславия. Человек, который с пренебрежением относится к себе, обычно честолюбив. Он так уверен в своих великолепных качествах, что вполне может претворяться таким простаком и относиться к себе с пренебрежением. Я уже встречался с такой категорией людей в своей практике. А ты еще позволяешь быть ему таким амбициозным, вот он и начинает переоценивать себя.
— Его шансы на успех были бы очень малы, если бы не вера в успех.
— Да, я полагаю он неудачливый мазилка?
— Нет, конечно. Хоть я и не претендую на звание судьи по этому вопросу — картина для меня тогда картина, когда она написана самыми разнообразными красками. А он удивил меня своими яркими и живыми цветами.
— Яркими и живыми! Да, я знаю такие картины, они могли бы служить вывеской лавки, в которой продаются масляные краски. Хотя в целом молодой человек не так уж и плох, Чемни, мне бы очень не хотелось ссориться с тобой из-за него. Только, по-моему, ему не место в этом доме.
— Как не место?
— Твоя дочь молода и прелестна, даже романтична, а он симпатичный и авантюрный тип. Ты не думал о возможности того, что они могут полюбить друг друга?
— Это как раз то, над чем я все время думаю. Я даже думаю, что это неизбежно.
— О! — уныло произнес доктор, слегка опустив нижнюю губу. — В таком случае я беру свои возражения обратно.
— Напротив, ты мне дал искренний дружеский совет.
— С обычным риском обидеть кого-либо своей правдивостью.
— Теперь послушай меня, Олливент, — сказал мистер Чемни, пододвигаясь поближе к доктору, — конечно, я знаю, что ты ужасно умный, и этот твой покровительственный тон мне вполне понятен, так же ты вел себя, когда мы были в школе. Но тогда я был глуп и любил тебя, несмотря на это. Но сейчас дело касается моей дочери, и я протестую против того, чтобы ты опять просто указывал, что мне делать. Ты должен дать мне честный совет, без всяких премудрствований, как мужчина мужчине.
— Как мужчина мужчине! — повторил доктор, глубоко вздохнув.
— Я никогда не понимал значение этой фразы, хотя, кажется, она может значить очень многое. Одним словом, Чемни, по-моему, нет смысла давать тебе совет. В своем сердце ты уже все решил, а молодая леди, — тут он показал глазами на Флору, сидящую на фортепьяно, — по-видимому, находится на самой вершине той же мысленной цепочки.
