— С колбасой — обязательно, — рассеянно подтвердила Шпулька, пытаясь развязать толстую веревку. — Дьявол, как же этот дурак Зигмунт все запутал… Дай мне что-нибудь! Я себе ноготь сломала!
— Перережь! — нетерпеливо посоветовала Тереска.
— Исключено, это же бельевая веревка.
— Ну и что? Потом свяжешь узлом.
— Нельзя, я ведь тебе уже сказала: веревка бельевая!
— Ну и что из этого, Господи помилуй?! Что, на бельевой веревке нельзя завязать узел?!
— Нельзя.
— Почему?
— Не знаю. Но нельзя. Дай что-нибудь длинное и твердое. Гвоздь, проволоку, что-нибудь в этом роде.
— Ниточка, переложи сюда наши яйца, — сказала пани Букатова, заглядывая в прихожую с кошелкой в руке. — А, Тереска! Ты откуда взялась? Добрый вечер. Ты прямо как по заказу, я привезла кровяную колбасу из деревни, возьмешь для мамы.
Шпулька вырвала у матери кошелку из рук и сунула ее Тереске, которой наконец удалось распутать бельевую веревку.
— Переложи сюда яйца. Сорок… нет, пятьдесят… нет… Мамуся, сколько тут наших?
— Пятьдесят. Чемодан оставь, я сама распакую.
Тереска начала терять терпение.
— Святая Мадонна, вы что, кулака какого-то ограбили?! За каким чертом столько всего?! Целый «Агропром»! Ты что такая заполошенная, пешком, что ли, шла со всем этим грузом?!
— А ты как думаешь? Ты себе можешь представить такое путешествие? С этими вьюками! С пересадкой! Все люди едут домой в Варшаву, в поезде ад кромешный! Билеты можно было достать только в общий вагон!
— Так зачем было все это везти?
— Потому что все свежее, — наставительно сказала Шпулька. — В городе такого не достать. Такая колбаса бывала только до войны, а яйца — прямо из-под коровы… И перо — настоящее гусиное. Подожди, надо вынуть сметану для этой пани…
Тереска смирилась и капитулировала. Шпулька не придет в себя, пока не закончится эта катавасия с багажом. Тереске ничего другого не оставалось, как принять в этом участие, чтобы все как можно скорее кончилось. Распирающие ее чувства ждать, однако, не хотели и должны были хоть как-нибудь проявиться.
— Богусь приходил, — сказала она с показным равнодушием, придерживая огромную сумку.
Шпулька, которая на турбазе была свидетельницей начала романа, выронила сверток с колбасой.
— Что? Господи, как ты меня напугала! — сказала она нервно. — И что?!
— Вот именно, что не знаю что, — ответила Тереска, на лице которой были написаны сразу и блаженство и отчаяние. — Мне нужно с тобой об этом поговорить. Он сегодня был. Только что ушел.
