Все упиралось в деньги: они были ответом на все вопросы, оправданием всего.
* * *
1922, Вестпорт
— Знаешь, Малыш, нам заплатят намного больше за твой рассказ, если под ним появится мое имя. Хозяин журнала согласен. Он добавит пятьсот долларов, если я подпишу его вместе с тобой.
Я, не раздумывая, согласилась — я полагала, что люблю Скотта, такого нелепого, что само слово «любовь» сегодня кажется мне неуместным для определения нашей связи, я тоже хотела денег, но вовсе не думала о реванше. Я и не подозревала о его враждебных намерениях, этого бедного паренька, изгоя среди богатых, сына чудака, вынужденного торговать мылом, вертлявого, как намыленная собака. (Может быть, нас упрекнут в этом — мы должны были жалеть этого человека, помогать ему: каждый по-своему, мы со Скоттом оба стыдились своих отцов. Судья был очень стар, скучен, лишен шарма и сил. Каждый день он ложился спать в половине восьмого вечера. Когда я рассказывала об этом своим друзьям и поклонникам, мне просто не верили. Я всегда думала, что они тайком насмехаются надо мной. Я никогда так и не узнала, о чем думал, молился, на что надеялся мой отец, жалел ли он о чем-нибудь, желал ли чего-либо, скрывал ли свои сердечные раны, — все эти тайны не вызвали у меня желания сблизиться с ним.)
Так или иначе, мои первые рассказы появлялись в газетах с двойной подписью:
«Наша кинокоролева» —
современная история,
написанная Скоттом и Зельдой Фицджеральд.
А в один прекрасный день меня и вовсе послали куда подальше: просто забыли указать мое имя под очередным рассказом.
— Две тысячи долларов, Малыш, я не мог отказаться. Мне было трудно с ним спорить, ты же знаешь. Эти проходимцы из «Чикаго сандэй» — единственные, кто захотел его взять… при условии, что да, я подпишу рассказ только своим именем. Мы больше ничего им не дадим, согласна? «Let’s father the story on him»[21] — вот как они тогда сказали. Писать — мужское занятие. Божественное право, полученное мужчинами свыше. Материнство? О, этим словом обозначается только вынашивание, выкармливание, пеленание их наследников, способных сохранить имя, в случае, когда письменного потомства уже не достаточно.
После проходимцев из Чикаго настала очередь некомпетентных сотрудников из «Сатэдей ивнинг пост»: ошибку сделал секретарь редакции, который, по глупости своей, не разобравшись, исправил «Зельда» на «Фрэнсис Скотт».
— Ей-богу, вышла полная ерунда, — оправдывался Скотт.
— Самая большая ошибка и самое невероятное исправление в истории прессы, не так ли? — ядовито поинтересовалась я.
