— Постарайся сегодня не испытывать мое терпение, Итан Уот! — пригрозила Эмма, плюхнув на тарелку очередную порцию.
Я совершенно не собирался с ней спорить, у меня и своих проблем выше крыши. На кухню зашел папа, открыл буфет и пошарил там в поисках кукурузных хлопьев.
— Не дразни Эмму. Ты же знаешь, она этого не любит. — Он взглянул на нее, помахав в воздухе ложкой. — Этот мой мальчишка настоящий с-о-р-в-а-н-е-ц! Восемь букв, как в…
— Митчелл Уот! — прикрикнула Эмма и хлопнула дверцей. — Сейчас сорванцу голову оторвут, если он не прекратит шариться по моему буфету!
Папа рассмеялся, и, клянусь, Эмма улыбнулась ему в ответ! Мой сумасшедший отец отлично знал, как сделать так, чтобы Эмма снова стала похожа на себя. Очарование момента быстро пропало, лопнуло, словно мыльный пузырь, но я заметил: медленно, но верно, все меняется.
Я еще не привык, что отец ходит по дому в дневное время, насыпает себе в тарелку хлопья и болтает со мной о том, о сем. Неужели это тот же самый человек, которого тетя поместила в «Голубые дали» четыре месяца назад?! Нельзя сказать, чтобы он переродился, как обещала тетя Кэролайн, но вынужден признаться — его просто не узнать. Он, конечно, не бегал вокруг меня с сэндвичами с курицей, но все чаще и чаще выходил из кабинета, а иногда — даже из дома. Мэриан выхлопотала папе место приглашенного лектора на отделении английского языка в Университете Чарльстона. Папе приходилось добираться до работы два часа на автобусе, хотя на машине он доехал бы туда за сорок минут, но ему пока не разрешили садиться за руль. Он выглядел почти счастливым. Все в мире относительно, но для человека, который провел несколько месяцев взаперти в кабинете, рисуя на бумаге странные каракули, он действительно казался счастливым. Да, стандарты невысокие, ну и что тут такого?
Если жизнь моего папы так резко изменилась, если Эмма снова начала улыбаться, возможно, у Лены тоже есть шанс.
Ведь правда?
Но грезы мои продолжались недолго: Эмма вернулась на тропу войны, у нее это на лице было написано. Папа сел рядом со мной и налил молока в хлопья. Эмма вытерла руки о передник и заявила:
— Митчелл, ну-ка положи себе яичницу! Хлопья — это не завтрак.
— И тебе доброго утра, Эмма, — с улыбкой ответил отец.
Бьюсь об заклад, именно так он улыбался, когда был маленький!
Эмма с прищуром посмотрела на него и с грохотом брякнула на стол рядом с моей тарелкой стакан шоколадного молока. Вообще-то я давно перестал его пить, но для Эммы я навсегда останусь шестилетним мальчуганом.
