Обращаясь к русским князьям, отправляющимся в поход, Дмитрий Донской говорит им, что они «досюды» (т. е. до сих пор) не были «изобижены» Мамаем. Это совершенно точно передает общеполитическую ситуацию накануне Куликовской битвы: Дмитрий Донской и его союзники не только ни разу не терпели поражения от Мамая (в отличие от нижегородцев), но и выиграли в 1378 г. на р. Воже битву против мурзы Мамая Бегича.
В К-Б встречаем неожиданное согласование глагола «изобидеть» с дательным, а не с творительным падежом «не изобижены ни соколу ни ястребу». Р. П. Дмитриева считает, что так как первая часть предложения в С (и К-Б) не согласована со второй, то чтение И1 и У первично.[Дмитриева. Взаимоотношение списков. С. 211.] Но дательный падеж в подобной позиции — особенность составителя Краткой Задонщины. В фрагменте № 5 он согласует «поостриша… мужеству», а не «мужеством». Согласование из разбираемого фрагмента перешло в Пространную редакцию (список С «не обижени ни ястребу») и в исправленном виде в извод Ундольского («в обиде… ворону»).[См. также: Krälik. S. 77, 78.] Надо сказать, что и согласование в фразе «в обиди… кречету» (И1) также грамматически неудачно. Что значит «в обиде» кречету? Первоначально, конечно, было «изобижены» (К-Б, ср. «не обижены» С), а слова «в обиде» появились в результате неудачной попытки составителя извода Ундольского исправить согласование с дательным падежом «кречету».
В речи Дмитрия Ивановича первоначально стояло, очевидно, как в К-Б, «гнездо… Ивана Данильевича», позднее переделанное на «князя Володимера киевского, руского царя» (С). В самом деле: Иван Данилович Калита — дед Дмитрия Донского, а в обеих редакциях Задонщины Ольгердовичи, отвечая московскому великому князю, говорят, что они сыновья Ольгерда и внуки Гедимина. Значит, и московский князь должен был говорить о своем деде. Замена Владимира Киевского Иваном Калитой была бы необъяснима. Зато появление Владимира Киевского на смену Ивану Калите объясняется укреплением престижа московского великого князя и той тенденцией установить преемственность власти московских князей от киевских, которая характерна для официальной идеологии конца XV — начала XVI в.[См. также наблюдения О. Кралика (Królik. S. 81–84). Как в фрагменте № 14 (И 1, У), пропуск кречета с сохранением сокола. Князь Владимир Святославич в Пространную редакцию попал из Сказания («братие, князи русские, гнездо есмя князя Владимера Святославича Киевъского». Повести. С. 50). Допуская эту возможность, О. Кралик не исключает и того, что князь Владимир мог появиться в Пространной Задонщине и независимо от Сказания. Не исключает О. Кралик и того, что архетип Сказания мог использовать Краткую Задонщину (Królik. S. 57, 59, 170). Нашу точку зрения см.: Азбелев. Текстологические приемы. С. 180.] Иван Калита являлся в глазах его правнуков как бы символом единства князей Московского дома. Когда летописец сообщал о смерти Владимира Серпуховского, то он не преминул отметить, что князь был внуком Ивана Даниловича.[ «Преставися князь Володимер Андреевич, внук Иванов, правнук Данила» (ПСРЛ. Т. 11. С. 214).] Апелляция в Задонщине к Ивану Калите имела тем больший политический смысл, что среди участников Куликовской битвы находились только те русские княжата, которые входили в «гнездо Калиты». Это были ярославские, белозерские князья и, по Сказанию о Мамаевом побоище, Дмитрий Ростовский. А, как известно, у Ивана Калиты было три дочери: одна (Феодосья) была выдана замуж за князя Федора Романовича Белозерского, другая (Марья) — за князя Константина Васильевича Ростовского, третья (Настасья) — за князя Василия Васильевича Ярославского.[Копанев А. И. История землевладения Белозерского края XV–XVI вв. М.; Л., 1951. С. 25, 30, 34. Обращение Дмитрия Донского относится не «ко всем русским князьям» (Дмитриева, Дмитриев, Творогов. По поводу. С. 109), а к участникам Куликовской битвы.] Белоозеро перешло под московскую власть как раз при Иване Калите, на дочери которого женился князь Федор Романович Белозерский.[Копанев А. И. История землевладения… С. 25. Р. П. Дмитриева, Л. А. Дмитриев и О. В. Творогов пишут, что «род собственно белозерских князей восходит по совершенно иной родословной ветви, чем род московских князей, к Всеволоду Большое Гнездо. И только этот князь… мог быть назван ближайшим общим предком московских и белозерских князей» (Дмитриева, Дмитриев, Творогов. По поводу. С. 109), но они не замечают, что князь Федор Белозерский женат был на дочери Ивана Калиты.]
