Как давно это было, однако!
Всякий раз, выкладываясь до последнего, я приходил к Пушкину вторым.
Четэри говорит, что я не бегун, а борец, потому что ноги у меня тяжеловаты. И еще, говорит она, мне не хватает злости.
Вот если бы эта девочка с Тверского пришла к нам в зал, когда мы тренируемся на матах! Я бы припечатал всех на лопатки, одного за другим, дожал бы и того десятиклассника, который здорово держится на мосту. Но Саньку Карюхина с его ходулями никакой злостью не возьмешь. И я уходил с Тверского, не оборачиваясь, и спиной чувствовал, что кто-то провожает меня взглядом...
Почти каждый день я ходил теперь на бульвар бегать в прошлое.
Повидаться с одноклассниками, украдкой посмотреть на девочку - у нее такой серьезный и чуть укоризненный вид,- и конечно же побыть самим собою, таким, каким я был до института, до женитьбы, до работы и всего прочего, что сделало меня таким, каков я сегодня.
А каков я сегодня? Не о полноте речь, тем более какая там полнота, так, склонность. Я знаю то, умею это, разбираюсь кое в чем, что-то игнорирую, может быть, напрасно, но в чем моя нынешняя суть? Зачем я хожу на работу, на теннисный корт, для чего болтаю о разных пустяках с Прудником, почему решил отказаться от белого хлеба и начал бегать? Разве от двух-трех лишних килограммов что-то внутри .у меня переменится?
С того дня, когда я снова увидел на бульваре ту девочку в смешных трусах и спина Саньки Карюхина опять и опять маячила передо мной, я бегал, наверное, ради того, чтобы получить ответ хотя бы на один из этих вопросов. Если не видно разгадки в сегодняшнем дне, может быть, она отыщется в прошлом.
Это прошлое крутилось перед моими глазами, как видеолента.
Все знакомцы из тех времен, когда не снесли еще кинотеатр "Новости дня", прошли передо мной, и я не видел только одного - самого себя. Действие разыгрывалось вовне, а внутри я был мужчиной за пятьдесят, и не было рядом зеркала, чтобы разглядеть себя четырнадцатилетнего. Да и надо ли?
Жена была уверена, что я слегка свихнулся на почве бега, однако относилась к моим занятиям доброжелательно, поскольку считала, что каждый человек в определенном возрасте обязан иметь какое-нибудь пристрастие. Она, например, собирала камни и каждый год показывала их на очередной выставке коллекционеров-любителей. Мне приходилось ездить на открытие, выслушивать скучные речи и делать вид, будто я разделяю всеобщее восхищение какими-то особыми халцедонами. Но я посещал эти выставки исправно, и моя жена, хотя и с усмешкой, тоже благословляла меня на забеги по Тверскому. К счастью, она ни разу не пришла посмотреть, как я справляюсь со своим километром.
