Серебряное прикосновение | страница 21
Скамейка Джона Бэйтмена находилась в самом дальнем углу мастерской. Он любил работать, сидя в своем углу, где ему было очень удобно, где все необходимые инструменты лежали под рукой.
Приспособления, которыми пользовались все мастера, как, например, небольшая наковальня, где драгоценным металлам придавали нужную форму, молотки, тигли для плавки, тиски и многое другое, — все это было расставлено вдоль стен мастерской или же в строгом порядке развешано на них.
В пол были врыты три деревянных столбика, к которым прикреплялся кокиль. Делалось это для того, чтобы предмет можно было закрепить неподвижно в процессе его обработки, и чтобы кокиль не качался.
Такой вот изношенный, с многочисленными вмятинами столбик становился иногда важным и значимым предметом в семье ювелиров, почти как набор инструментов, передаваемый по наследству от отца к сыну.
В самом темном углу мастерской обычно находился горн, растапливаемый древесным углем. В темноте было хорошо видно, как металл постепенно нагревался, краснел, становясь мягким и податливым…
Мастерская Харвуда занимала весь первый этаж его дома, жилые комнаты находились наверху. У Харвуда было тридцать наемных рабочих и три ученика, помимо полдюжины прислуги. Стать учеником у такого мастера и работать в процветающей ювелирной мастерской считалось большой удачей, и Джон прекрасно понимал, что если постараться, то его может ожидать обеспеченное будущее.
В то утро Джон продолжал работу над очень интересной вещицей. Три дня тому назад он начал отделку кружки для пива из тончайших серебряных пластин, припаянных одна к другой, с витой ручкой и куполообразной крышкой. Хотя на изготовление пивной кружки обычно отводилось максимум два дня, над этой Джон работал уже четвертые сутки. Особо тонкая изысканная отделка требовала дополнительного времени.
Обрабатывая кружку, Джон пытался спокойно и логично разобраться в том, почему, ему так хочется вновь увидеть Эстер. Он старался «рационализировать» свои эмоции и приписывал это строгим, почти аскетическим правилам, устанавливаемым хозяевами для своих учеников: категорически запрещалось выпивать, браниться, играть в азартные игры. Даже женитьба не поощрялась. И не было ничего удивительного в том, что такая красивая девушка как Эстер понравилась молодому, здоровому и сильному юноше, каковым являлся Джон.
И если бы только между ним и Каролиной существовали более теплые, более естественные отношения, присущие молодым людям, Джон, может быть, и не был бы столь чувствительным к красоте и обаянию других особ женского пола. По натуре своей он был серьезным, спокойным, никто и никогда не мог бы упрекнуть его в ветрености или легкомыслии… Джон думал о том, что ему хватило бы пальцев на одной руке, чтобы сосчитать все знаки внимания, которые когда-либо оказывала ему Каролина. Причиной этому был ее папаша. С тех пор как Каролина рассказала ему о своих отношениях с Джоном, в их семье тут же были установлены новые запреты, которые связывали молодую парочку по рукам и ногам. Не могло быть и речи о том, чтобы устраивать свидания в мастерской, а Джону и Каролине особенно нравилось проводить время вместе в одном из ее укромных уголков. Теперь Джона приглашали наверх в апартаменты Харвуда, которые прежде были для него «запретной зоной», как и для всех остальных подмастерьев. Два раза в месяц по воскресеньям Джон обязательно обедал вместе со всей семьей Харвудов, сидя с ними за одним столом рядом с Каролиной. Перед тем, как пригласить его в первый раз, Харвуд позвал Джона к себе в кабинет, где у них состоялся следующий разговор: