– Ого-о… – протянул еще кто-то. – А ведь у нас все получилось! – А потом захохотал.
Я быстро отыскала наглеца и уперла в него твердый взгляд. Тот – ярко-рыжий, с россыпью конопушек на носу и щеках, с удивительно голубыми глазами, казалось, что они аж светятся, – тут же подмигнул мне.
Молодые мужчины были как на подбор – все красивы, но индивидуальны. Ни один не похож на другого. Блондин, русый, темно-русый, рыжий, шатен, брюнет, пепельно-серый – семеро друзей.
Я все больше овладевала собой, испуг постепенно сменялся интересом. Зная, что лучшая защита – это нападение, пошла в атаку с вопросов:
– Лучше скажите, сколько такие костюмчики стоят? И коняшки?
– Какие же это коняшки?! – с легкой, явно напускной обидой переспросил рыжий.
– Да уж не слепая – вижу, что жеребцы породистые, выезженные и стоят бешеных денег, – отрезала резче, чем собиралась.
– Вот как?! – фыркнул он и вновь захохотал. – Значит, видишь?
– Тебе небось такие не по карману? – задал вопрос блондин. На удивление, только он среди друзей не веселился.
– Если бы захотела, позволила бы. А пока без надобности.
Мужчины разом замолчали, с сомнением глядя на меня.
– Правду говоришь? – недоверчиво переспросил черноволосый и уже холоднее добавил: – Тогда у тебя родители высокородные…
– Ничего не высокородные, – отмахнулась я, на автомате повторив непривычное слово, – но если бы отца попросила – купил бы.
Если бы я изъявила желание, отец нанял бы мне и лошадь, и платье купил хоть с восьмиметровым шлейфом. Ведь собирался же он моему бывшему на свадьбу джип подарить! Денег в семье после становления папиного бизнеса хватало.
– Не врет, – словно в подтверждение моих слов кивнул блондин.
– А серьги золотые, тонкой работы, – тут же заметил другой.
Сережки были прабабушкины, фамильные. Их еще в революцию и во время раскулачивания та прятала в сарае под настилом. А потом ее дочь, моя бабушка, по наследству передала их не маме, а сразу мне.
– Держится гордо…
– Взгляд твердый, прямой, а не в пол, как у крестьянки…
– Руки тонкие, явно тяжелой работы не знают…
– Эй! Вы что?! – не выдержав, я взвилась. – Я вам безъязыкая, чтобы вы обсуждали, словно меня здесь нет! Кто вам право дал так вести себя?!
– Юбка блестит, как парчовая, длиной почти в землю. Сапожки аккуратные, замшевые… – продолжали они, не обращая на мой гнев никакого внимания.
– Ридикюль, как у моей тетки, правда, только из кожи, а не из шелка или бархата…
Топнув ногой, чтобы они посмотрели на меня, я почти завопила:
