– Пизнавай, кажуть, котри упыри.
– Оттой упырь, оттой упырь, оттой упырь, – каже Гаврыло. Симох чоловикив показав. И нашого Бурянныка також. Зараз их узялы на бик. Обийшлы вси ряды – бильше нема.
– А по чим же их пизнаты, що воны упыри? пытають люде Гаврыла.
– По тим пизнаты, що кождый мае сыривцёве полотно перевязане по пид колино.
Зараз кинулыся до ных, зревидувалы, – акурат так е, у кождого сыре полотно по пид колино перевязане. Зараз их звязалы, варту до ных приставылы.
– А нема бильше упырив? – пытають ще Гаврыла.
– Е ще, але не до людей, а до коней, до худобы, до овець.
– Ну, – кажуть люде, – до тых нам байдуже. А отсим що маемо робыты?
– Ничого вы им не зробыте, – каже Гаврыло, – докы жыви, то все вам будуть шкодыты.
Зачалы люде радыты, що ту зробыты з тымы упырямы, и врадылы их спалыты на огни. А Гаврыло каже:
– Ничого им ваш огонь не зашкодыть. Тилько терновый та яливцёвый огонь може им допечы, а иншый ни.
А ну зараз наказалы, хто там був, уси мають иты на Базарыще и кождый мае несты хоть одну терныну. Де яке тернье було в плотах, у корчах – все повытягалы та повыдомлювалы – купу наклалы таку, як хата. Привелы упырив.
– Прызнавайтеся! – кажуть – чы вы людей потынаете?
– Ни, – кажуть ти, – люде добры, майте Бога в серци, мы ничого не вынни.
Взялы воны насамперед Вольчака, – першый богач був, у горишним конци села, скувалы ему рукы й ногы зализнымы путамы, що коней путають, прысылылы до ных ланцюх довгый, тай бух его в терновый огонь, а два хлопы тягнуть ланцюхом через огныще на другый бик. Перебиг вин раз, знов ему кажуть:
– Признавайся!
– Люде добры, пустить мене, – каже Вольчак – я упырь, але я не сюда належу.
– А куды ж ты належыш? – пытають.
– Мени прызначено до Фульштына[3], – каже вин.
– А хто ж тебе там прызначыв?
– Наш старшый. Але его ту нема, вин далеко.
– Де вин?
– У Дрогобычи.
Знов зачав просытыся, щобы его пустылы, вже був дуже обпеченый, але воны не слухалы.
– Ты – кажуть – там потынаеш, а твои кумпаны у нас потынають, а нам усе одна бида. Так волыш ты згынуты, колы тамтых не можемо достаты в свои рукы.
И пхнулы его другый раз у огонь, и знов ланцюхом тягнуть. Вин биг, щобы чым борше выхопытыся на другый бик, але на середыни огню зашпотався тай упав у саму грань. Бильше вже не миг встаты. Так его за ланцюх перетяглы через огонь аж до краю, а потому ще раз, и видложылы на бик лиш дрибку жывого. Отже що вы на то скажете? Здавалося, що все тило перегорило, ничого не було выдно, лыш одну рану, а выходывся, выдужав, ще потому бильше як сим лит прожыв!
