За Замком Камамбер проходит улица Сороки — Воровки, она ведет к станции и дальше к кладбищу, поднимаясь в гору среди кустов сирени и вьющегося плюща. Несколько чистеньких розовых вилл прячутся среди зелени по обеим сторонам улицы. Здесь живут с полным комфортом люди богатые: инженеры, коммерсанты, удалившиеся от дел, престарелый адвокат, молодой издатель, полковник в отставке. Но они уже не имеют никакого отношения к Гиблой слободе.
За домами, выстроившимися по другую сторону шоссе, полого спускаются к реке Иветте земли трех крупных ферм. Свекловичные поля, огромные пространства, засеянные салатом, и грядки клубники тянутся вплоть до Арпажона.
* * *
В Гиблой слободе не все соседи ладят между собой.
У Гобаров и Удонов общий колодец, и они из‑за него вечно на ножах. Мадам Удон во всеуслышание обвинила мадам Гобар в том, что та чистит о край колодца свою половую щетку. А как‑то утром раздались громкие крики мадам Удон, которая приглашала всех соседей взглянуть на загрязненную воду.
— Поглядите‑ка, гребенка!.. Она бросила в колодец гребенку! А ведь я пью эту воду!
И мадам Удон тут же вспомнила, что совсем недавно страдала расстройством желудка. С тех пор у нее вошло в привычку жаловаться на цену минеральной воды и объяснять всем и каждому, во что ей обходится «бесстыдство этой грязнухи Гобар».
Ссора из‑за колодца не исключение. Однако такие стычки носят местный характер. Это — семейные дела слободы. Но стоит случиться у кого‑нибудь горю или радости, и в них принимают участие все жители квартала, и Гобары с Удонами, мирно беседуя, присоединяются к остальным.
В Гиблой слободе два бистро: «Канкан», расположенный ближе к Парижу, — настоящее современное заведение с оцинкованной стойкой, автоматами, бильярдом, кипятильни ком для кофе и аперитивами всех сортов. Стоит только рот раскрыть — и вам уже несут аперитив с лимонной корочкой. А с наступлением теплых дней хозяин выставляет на задний двор стол для пинг — понга. «Канкан» — преддверие широкого мира, связующее звено между Гиблой слободой и Парижем.
Зато у мамаши Мани — крайняя постройка со стороны Шартра — чувствуешь себя как дома. Это бистро — переходная ступень между городом и деревней. Часть его наружной стены застеклили, а в мае там вешают тростниковую штору, похожую на маты, которыми обычно прикрывают парники. Такие маты можно видеть из окна поезда в окрестностях Кашена по левую сторону железнодорожного полотна. Мамаша Мани живая, толстенькая, добросердечная женщина. У нее можно купить бакалейные товары, сладости, галантерею, хлеб, сигареты и почтовые марки. Поэтому не приходится за всякими пустяками ездить бог знает куда. День — деньской мамаша Мани суетится, она просто разрывается между стойкой и весами. Столы в ее заведении железные, а стулья складные, садовые. Товары отпускаются в кредит. Хозяйка никогда не жалуется, что ей не вернули денег, и если в Гиблой слободе никто до сих пор не сидел без куска хлеба, то в этом заслуга и мамаши Мани. Недавно ее муж прибил над стойкой широкую полку. Потом пришел техник, установил на крыше антенну, похожую на чучело с растопыренными руками, а на полку поставил телевизор. Но мамаша Мани даже и не подумала сделать из‑за этого надбавку на стаканчик красного вина; больше того, в конце месяца у нее можно посмотреть, ничего не заказывая, телевизионный журнал и не услышать при этом ни одного обидного намека. Рядом со стойкой висит изображение галльского петуха. Под ним надпись; «Когда петух сей запоет, здесь всякому откроют счет». Но, по — видимому, ни хозяева, ни клиенты не читали этого изречения.
