Нам это направление не годилось: каждую милю пришлось бы проделывать в обратном направлении. Больше того, поскольку мы не знали, каков запас топлива, каждый галлон мог стать критическим. Папа встал и пошел в передний туалет; стюардессы находились сзади и готовили кофе. Мы с Энди дали папе время добраться до дверей пилотской кабины, затем последовали за ним.
Это было второе испытание: заперта ли кабина? Папа повернул ручку – дверь открылась. Когда помощник повернулся, папа протиснулся внутрь, а я вслед за ним перекрыл дверь. Папа достал из кармана пистолет Марты и сказал:
– Беру на себя руководство. Делайте, как я говорю, и никто не пострадает.
Я боялся – на мгновение даже был уверен, – что ничего не получится. Обычно угонщики – чокнутые, а экипаж здоров; на этот раз все наоборот. Под шапкой пилот будет делать не то, что считает правильным, а то, что прикажет ему трипод. Если трипод захочет, чтобы он разбил самолет, с ним самим и сорока пассажирами на борту, пилот не будет колебаться.
Оба летчика смотрели на пистолет. Пилот сказал:
– Чего вы хотите?
– Курс на Женеву.
Он колебался, казалось, долгое время. Наша надежда была на то, что он, увидев наши шапки, не подумает, что мы против триподов. Наконец он пожал плечами.
– Ладно. Пусть будет Женева.
Пилот, Майкл Харди, воспринял угол легче, чем я ожидал. Он спросил папу, почему тот хочет лететь в Женеву, и папа ответил, что его жена в Швейцарии, а полеты запрещены. Мне это показалось нелепой причиной, но Харди воспринял ее как должное. Я решил, что одно из общих воздействий шапки заключается в том, что люди перестают быть лыбопытными. Стюардессы и пассажиры, казалось, вообще не беспокоятся из-за происходящего. Шапка, вероятно, действовала и как транквилизатор.
Насколько беззаботен пилот, выяснилось, когда он ввел данные нового курса в компьютер.
Он зевнул и сказал:
– Тютелька в тютельку.
– Что это значит? – спросил папа.
– Топливо. До Женевы хватит, но ни грамма для отклонений. Будем надеяться, что с погодой повезет.
Одна из стюардесс принесла нам кофе, и пока мы пили, пилот разговаривал. Он сказал, что всегда хотел летать; школьником он жил у аэропорта Гэтуик и все свободное время смотрел на самолеты. До последнего времени он рассматривал свою работу как промежуточный этап – ему хотелось водить большие трансатлантические самолеты.
Жуя бисквит, он заметил:
– Теперь мне смешно, когда я об этом думаю. К чему беспокоиться?
– Вам теперь хватает местных линий? – спросил папа.
