— А вот у меня все шиворот-навыворот, — засмеялась Кира. — По-моему, сегодня даже пообедать забыла. Вот так: сама голодная, Алька, наверное, всухомятку… Такие сумасшедшие дни…
Она и в самом деле была голодная. С аппетитом съела салат, отбивную.
Петр, вытерев салфеткой губы, откинулся на спинку стула. Сказал будто бы между прочим:
— Осенью думаю «Жигули» покупать. Очередь подходит. В Прибалтику мечтаю поехать. А то возьму да и в саму Болгарию махну в отпуск. На Золотые пески. Разве плохо — гостиница шик-модерн, в море купайся.
— Великолепные места, — кивнула Кира. — По туристской путевке ездила.
— Только не очень это интересно — одному ехать… — Петр поднял бокал с минеральной водой и поверх него выразительно посмотрел на Киру.
— Безусловно, — поддержала она, — в нашей группе было тридцать человек. На целый год насмеялась.
— Я не про то, — сказал Петр. — Одному, говорю, ехать в машине нет никакого интереса…
Она поняла, о чем собирается сказать Шмаков, и это, видимо, напугало ее.
— Петр, уже очень поздно. Надо ехать домой. Бессовестная: сама лопаю вкусные вещи, а племянник сидит голодный.
Шмаков подозвал официанта, расплатился и суховато сказал Кире:
— Что ж, поехали…
Мотоцикл мчался на большой скорости. Говорить было невозможно. Кира сидела за огромной спиной Шмакова, прильнув к нему, и думала о том, что, вероятно, Петр все же хороший человек, прекрасный работник. И к вину равнодушен. Всего рюмку коньяку выпил. Не то что ее муж Вадим. Тот меры не знал. И еще так думала о Петре: «С ним, должно быть, ничего не страшно».
На перекрестке, перед красным светофором, пришлось задержаться. Встречный поток машин был велик — на минуту, не меньше. Рядом, готовая ринуться вперед, замерла бежевая «волжанка».
Кира положила руку на плечо Петра:
— Такую собираешься покупать? — Она показала на машину.
— Нравится цвет? — живо отозвался Петр.
Она не успела ответить: зеленый глаз светофора словно толкнул мотоцикл вперед.
У калитки дома № 10 Шмаков круто развернул «ИЖ» и заглушил мотор.
— Спасибо, Петр. — Соскочив с седла, Кира сняла с головы желтый шлем, протянула на прощание руку. Узкая, в замшевой перчатке, она словно утонула в широкой ладони Шмакова.
— Уходишь? — сказал он, не отпуская ее руки. — А на вопрос-то — помнишь, у театра? — я же не ответил еще…
— Отчего же, я поняла тебя. — Кира лукаво взглянула на Шмакова. — Поняла. Ты просто хороший, основательный, уверенный в себе человек. И… добрый к тому же. Подумал обо мне: «Ах, уставшая женщина, ей через весь город трястись на автобусе. Да еще и голодная. Накормить надо…»
