— И если напьемся, ничего ужасного не произойдет, — твердо заключил он.
— Ты так считаешь? — Ревил моргнул и расплылся в довольной улыбке. — Неплохая мысль, мой граф. Давненько я не видел тебя пьяным. А мне это доставляет истинное удовольствие: в таком состоянии ты забываешь, что не умеешь петь.
— Я припомню тебе эту издевку, негодник ты эдакий!
Мелфаллан кивнул на бутылку.
— Только после вас! — Ревил согнулся в глубоком поклоне, отлично имитируя Бартола. Мелфаллан разразился хохотом. — Итак, с нетерпением жду, когда вы запоете, ваша светлость. — С добродушного лица Ревила уже не сходила улыбка.
— Только после вас, милорд. И отныне называйте меня «ваше светлейшество», а не просто «ваша светлость». — Мелфаллан на мгновение задумался. — Нет, лучше «ваше превысокое светлейшество». Да, так мне нравится больше.
— Ах! И с каких это пор вы стали «превысоким светлейшеством»?
— Только что. — Мелфаллан величественно взмахнул рукой. — Графы делают, что им вздумается! Вы слышали об этом?
— Нет. Неужели это правда? — спросил Ревил. Они взглянули друг на друга с шутливой важностью.
— Уверяю вас.
— Они только не могут петь, даже если очень сильно захотят, — учтиво поправил его Ревил и рассмеялся. — Уж этому тебе никогда не научиться, Мелфаллан. И сегодня вечером ты в который раз подтвердишь мои слова. Но я на все готов.
Он расхохотался еще громче, обнял Мелфаллана за плечи, и они вышли из комнаты.
В тот вечер Брилли устроилась у входа в пещеру и просидела так, глядя на море, до рассвета. Затем зашла внутрь и достала с полки дневники, желая освежить в памяти знания об инфекциях. Когда косые лучи Дневной звезды озарили лестницу, она все еще увлеченно читала.
Чаще всего Зов, приходящий к Брилли, был связан с травмами — ушибами, ожогами, ножевыми ранениями. Иметь дело с лихорадкой ей приходилось крайне редко. Почему? Женщины-целительницы знали множество способов снижения жара и борьбы с заражением, единственное, против чего они не имели надежных средств, — зимний мор. Если какое-то лекарство помогало людям в первую чумную зиму, то оказывалось совершенно бездейственным в следующую. Почему Зов никогда не являлся ей от больного чумой? В записях других колдуний она тоже не встречала рассказов о подобном лечении, но ни одна из них никогда не страдала во время мора. Почему? Возможно, их колдовское чутье предохраняло от столкновения с инфекциями, но некоторые колдуньи часто занимались исцелением от лихорадки.
