После долгой паузы Виктор ответил: «Ну и что? Где вопрос-то?»
Для него, на самом деле, не существовало здесь не только вопроса, но и самого предмета спора. Кто делает спектакль? Театр, все вместе, актерское и человеческое единомыслие… Конечно, режиссер — диктатор по своей сути, подчинение необходимо, но когда атмосфера такова, как в Театре на Юго-Западе, славу не делят на порции…
Время жестоко, но справедливо расставило свои акценты. Не стало Виктора Авилова, а в Театр на Юго-Западе по-прежнему не попасть, по-прежнему зрители идут и идут сюда. К Беляковичу? В каком-то смысле — да. Но в первую очередь — к этому театру, к его эстетике, к его умению заворожить, захватить полностью. Конечно, не хватает, страшно не хватает протагониста — Виктора Авилова. И не только зрителям — актерам и режиссеру тоже…
Виктор Авилов в это время, судя по всему, переживал разного рода сомнения. Нет, он уже не сомневался в правильности, единственности избранного пути. Но тем мучительнее, отчаяннее искал себя, свою тему, необходимое ему всегда сочетание личностного и актерского. Как, наверное, каждый человек, наделенный большим талантом, умом, наблюдательностью, но не получивший образования и оттого не сумевший систематизировать свои нахватанные со всех сторон знания и ощущения, он неустанно искал в себе самом некую необходимую опору — и видел ее в ролях драматических, острых, что называется, «с судьбой», все больше охладевая к комедийным ролям, которые тем не менее продолжал играть в театре.
«Когда я сыграл Мольера, — рассказывал Виктор, — я начал действительно серьезно о многом думать. Взял Достоевского „Идиота“ и прочитал. Но потом опять что-то произошло… тогда экстрасенсы появились, это меня чуть-чуть подняло. Стал думать о смысле жизни, о мироздании, о мирах, о Боге. Тогда я залез в философию. Буддизм, йога, философия веданты… И я бросил читать художественную литературу, я читал только вот это. Но тогда же мне попалась гениальнейшая вещь… Знаешь, какое у меня любимое произведение? Конечно, из тех, что я читал… может быть, я еще многого не знаю. „Чайка по имени Джонатан Ливингстон“ Ричарда Баха. Притча. Повесть-притча о Чайке. Там такой эпиграф: невыдуманному Чайке Джонатану Ливингстону, живущему в каждом из нас, посвящается. (Мечтательно.) Какая это вещь!.. Здесь все уложено: и смысл жизни, и Бог, и жизнь человеческая для чего дана — все…»
Романом Ричарда Баха тогда были захвачены буквально все — трудно найти человека нашего поколения, не прочитавшего «Чайку по имени Джонатан Ливингстон» и не поддавшегося удивительному обаянию этого произведения с его самобытной философией, с его порывом к свободе духа. Виктор Авилов исключением не был — на него роман произвел такое же сильное, незабываемое впечатление.
