Потом потихоньку ребята стали приходить. Романыч был в хороших отношениях со всеми в отделе культуры Гагаринского исполкома и начал ребят перетаскивать. Кого-то устраивал на должность гардеробщика в библиотеку, кого-то еще куда-то — ведь в ведении Гагаринского исполкома находились и библиотеки, и всякие ДК, и красные уголки… Потом нам еще какую-то единицу дали, так и устроились все понемногу…»
Со временем должность Виктора Авилова стала официально именоваться достаточно звучно и столь же бессмысленно: «инструктор отдела культуры исполкома Гагаринского района». Это было своего рода «прикрытие» более прочное, нежели инструктор клуба или уборщица — Авилов с момента вступления в должность становился полноправным артистом театра-студии. Но вполне вероятно, что инструкторские «корочки» требовали от него и исполнения каких-то не слишком обременительных обязанностей — например, высиживания на совещаниях или инспекции библиотек. Во всяком случае, с этого времени Авилов смог ощущать себя артистом — не молодым человеком из самодеятельности, разрывающимся между тяжелой работой и не менее тяжелым постижением азов актерской профессии, а человеком, полностью преданным одному делу.
Своему делу. Хотя он не ощущал еще себя артистом, время от времени давали знать о себе «рецидивы» метаний: все тянуло куда-то, рвался уйти из театра, но еще сам не понимал, до какой же степени он успел втянуться в это непривычное, но такое увлекательное дело.
Тем не менее в этом, третьем сезоне молодого театра Виктор Авилов сыграл очень серьезную и интересную роль — дофина Карла в спектакле «Жаворонок» Ж. Ануйя. Эту роль он получил «по наследству» от ушедшего в армию Вячеслава Гришечкина. В своем единственном эпизоде Авилов поднимал какие-то невероятные пласты. Невозможно понять сегодня, как удалось Валерию Беляковичу заразить своих совсем неопытных ребят идеей постановки сложнейшей пьесы Ануйя! «Как я им все это объяснял? — говорит Белякович. — Сам не понимаю. Наверное, на каком-то рефлекторном, животном, инстинктивном уровне. Иногда даже объяснять ничего не нужно было, они сами понимали, как и что надо делать…»
Об этой его работе почему-то написано мало, как и о спектакле вообще, но из дня сегодняшнего отчетливо видно: это было событие не только потому, что Валерий Белякович обратился к почти неизвестной пьесе с острым политическим сюжетом (хотя, разумеется, и поэтому тоже!) в те времена, когда подобный поступок был чреват серьезными последствиями, но и потому, что эстетическая ценность постановки была высока и значительна.
