означает что-то вроде «ворота счастья», слово «гарем» говорили только иностранцы ), слуги, кормилицы, украшения, игрушки. Я часто видела самого султана, когда он писал стихи на нашей половине, в райских садах дворца Топкапы.
Я получила прекрасное европейское образование, с детских лет меня учили правильному чтению Корана, письму, математике, истории, стихосложению, географии, игре на различных музыкальных инструментах, танцам, в том числе и всем модным европейским танцам, искусству флирта, в том числе и европейского. Я знала несколько европейских языков, причем французский я знала как родной. Женская часть дворца, конечно, не могла пойти в театр, но зато театр мог давать представления в специальных беседках, где актеры нас не видели, зато их видели мы.
Меня готовили к жизни красивой и праздной. Визирю или иному государственному лицу, за которого меня бы выдали замуж, нельзя было со мной развестись, нельзя было завести еще одну официальную жену, даже официальную наложницу нельзя. Зато он получал титул дамад – зять султана, а в стране, где к власти приходили семьями и в ходе интриг возвышали всю родню, это дорогого стоило. А вот я могла бы развестись с ним, даже более того, с разрешения султана я сама могла бы выбрать себе мужа. Так начинался либеральный 20 век. На моей родине не было послабления для женщин, но были всеобщие послабления нравов. При дворе было много иностранцев – послов, дипломатов, даже (как бы это сказать точнее) торговых представителей иностранных компаний. Но политика меня не интересовала, как оранжерейный цветок меня растили для услаждения.
В 10 лет я уже точно знала, какой будет моя свадьба. Представьте, величественный Истамбул, украшенный арками, флагами, тысячами свечей и даже фейерверками. Мое приданое будет выставлено во дворце, куда может зайти любой простолюдин. Единственное, чего я не знала – так это имя суженого, о котором я неустанно молила Аллаха.
И суженый нашелся через несколько лет мечтаний. Я хотела попробовать свой французский, которым очень гордилась. Мне разрешили вести беседы с племянником английского посла, молодым светлоглазым англичанином. (Интересно, почему мне не нашли француза? Политика? Или меня изначально готовили ему в жены?). Разумеется, в полностью закрытой одежде, через специальную сетку и под присмотром старой стервы, бывшей икбал прежнего султана.
Потом были пикники за пределами дворца, куда нас приносили целой стайкой – нас, султан-принцесс на выданье, было с десяток. Я так хотела, чтобы мой избранник меня узнавал, поэтому заранее показывала ему руки в бесценных кольцах, чтобы он отличал меня ото всех. По ним и по любимой зерзуд – богатейшей золотой вышивке по изумрудному атласу, которую я специально надевала на наши беседы. Мой светлокожий и светлоглазый избранник стал передавать мне записки на английском, которые никто кроме нас не мог читать. В каждой, среди витиеватых сравнений и пылких признаний, были рассказы об обычаях его родины, где женщины ходят с открытыми лицами и смотрят мужчине прямо в глаза. Он клялся увезти меня в свою страну, где не бывает зноя и не нужно фонтанов. Потом были другие пикники
