Выхватить книжал — вонзить его в глаз врага, в это черное пятно, под мохнатой гусеницей брови. Вырвать стрелу — ничего не должно мешать… А затем, уже ощущая, жар приближающихся огнешаров, сконцентрироваться на капитане… Ненависть… Ненависть и жажда мести — они дают мне силы в сто раз больше любого посоха. И с треском лопаются обереги… разрываются на части зачарованные доспехи… А следом жуткая волшба перемалывает кости, заставляя скелет выполнить роль мясорубки для собственной плоти. Прощайте, капитан… Прощайте, все… Первый огнешар бросил меня в полуразрушенную стену. Второй — разорвал грудь, разбрызгиваю по стене липкую алую кровь… А я так и не нашел ученика…
Распахиваю глаза и еще секунду скребу ногтями мягкое дерево лавки… Холодный пот заливает глаза, а тяжелое дыхание наверное слышно в трех дня пути отсюда. Умирать — даже во сне неприятное дело! Тем более, что и сон вышел какой-то необычный — чересчур яркий, правдоподобный! Скорее уж не сон, а видение… Машинально кладу руку на чуть теплое дерево посоха — ища успокоения и знания… Класть, то кладу. Только почему-то вместо посоха натыкаюсь на бревенчатую стену! Быстро — свет! Волшба срывается с кончиков пальцев, порождая в глубине меня какой-то неприятный осадок — легкую усталость, быть может… О, Тьма и магия! Усталость! Но это, возможно лишь только, если…
Как я и думал посоха в комнате нет… Нет и в сенях, где в углу калачиком свернулась Вэй, до этого беззаботно утверждавшая, что до утра уж точно не уснет, а лучше подежурит в сенях — на всякий случай. Так что посоха нет ни где — равно как и Даньки. О, Тьма, пусть только его и посох похитили лазутчики света или какая-то третья неучтенная сила! Он же еще ребенок — он не заслужил моей участи!
Одним шагом на запомненную с вечера скрипучую половицу поднимаю Вэй на ноги. Несколько коротких фраз — и она, тут же уяснив размеры возможной катастрофы, на ходу перекидываясь, опускается на корточки и уверенно взяв след ведет меня прочь из селения — в сторону восточных холмов… Туда, откуда во сне пришел светлый отряд…
Мы нашли его на гребне самого высокого из холмов — выбранного специально, видимо, чтобы ничто не закрыло обзор в критический момент. Вэй, даже не вспотевшая стремительно взбегает наверх, я же выдохшийся после пятнадцатиминутной пробежки по пересеченной местности, с трудом поднимаюсь по довольно крутому склону. А заодно с удивлением наблюдая за застывшей в неестественной позе оборотнем, ярко выделяющемся на фоне утренней зари.
