Суперсыщик Освальд и банда пакетоголовых | страница 46
— Ну что, совещание членов Клуба сыщиков в полном разгаре? — слышу я вдруг знакомый голос, который не забуду до гробовой доски.
Я мгновенно прекращаю лопать, заглотив сразу весь остаток жаркого. Зубы мне сейчас понадобятся для более серьезной пищи, чем свинина: для Надин. Я с рычанием высовываю голову из будки. Надин, которая только что хихикала, замирает с раскрытым ртом и бледнеет, как смерть.
— Как?.. А что… а где же… — лепечет она.
Сыщики смотрят то на меня, то на Надин.
— Ты чего рычишь на нее, Освальд? — удивляется длинный Свен. — Она тебя что, обидела?
Еще как! Я вспоминаю клетку, в которую меня заманила Надин, и кровь в моих жилах вспыхивает от ярости, как бензин. Мое рычание становится громче.
— А ну перестань! Тихо! — приказывает мой хозяин.
Я послушно выполняю приказ и прекращаю рычать. Вместо этого я молча подлетаю к Надин и вонзаю свои клыки в ее джинсы. Она визжит, как резаная.
— Ты что, спятил?!.. — кричит Тим. — А ну, пошел в будку!
Ага. Сейчас! Спешу и падаю! Сердце мое жаждет мести! Тим тащит меня сзади, но мои челюсти не так-то просто разжать.
— Освальд, сейчас же прекрати! Ты слышал?.. Я кому сказал? Прекрати немедленно, черт бы тебя побрал!
Объединенными усилиями Тиму, Свену, Маруше и Изабель наконец удается оторвать меня от Надин. Та с ревом бежит к своему велосипеду, садится на него и несется прочь.
— Что у вас там за шум? — сердито кричит мать Тима из окна второго этажа.
— У Освальда в башке перегорели предохранители! — объясняет Тим. — Он ни с того ни с сего набросился на Надин.
— Что, серьезно? — Мать Тима зло смотрит на меня и три раза подряд чихает. — Если он бросается на людей, его надо срочно сдать в приют для животных.
Спокойно, ребята! Без паники. Никакое это не нападение, а всего-навсего тест: я просто хотел проверить, действительно ли джинсы обладают такой необыкновенной прочностью, как об этом говорится в рекламе.
ГЛАВА 20, в которой меня берут под арест
Последующие несколько дней я зализываю раны и изнываю от тоски по одной черно-белой далматинке.
сочиняю я, лежа на солнышке перед будкой. Ах, Сента… Увижу ли я ее еще когда-нибудь? Каждое утро мы с Леонардо наведываемся в Восточный парк и прочесываем его вдоль и поперек в поисках Сентты. Потом пару часов сидим перед ее дверью, но моей возлюбленной не видно и не слышно. Может, она больше здесь не живет? Если ее хозяин все еще лежит в больнице, то, может, ее взял к себе кто-нибудь из его родственников?