Очерки Москвы | страница 19
Пора заставить замолкнуть их сильный в свое время голос, основанный на одном самодурстве, хоть бы из внимания к тому, чему предоставлен бедный мальчик, во ногих местах почти дитя, дурно одетый, дурно накормленный, греющийся на двадцатиградусном морозе чаем, который мерзнет в стакане! Что выносит при таких условиях бедный приказчик, получающий 100, 150 руб. жалованья на своем платье? Тут не до почтения этим идолам, не до воскурения им подлого подслуживания и лести. «Вы сильно выражаетесь», — скажут, быть может, мне… Но иначе не прошибешь их жирной кожи, нагуленной на счет народной худобы, отвечу я на эту заметку.
Безалаберщина в рядах страшная, временем пройти в них трудно. В москательных наставлены бочки, бочонки, плиты олова, бутыли с разными кислотами; в красных — кипы товару, коробки, скамейки, все это почти на самой дороге, без порядку, без всякой идеи удобства; Меховой ряд заколочен и завешен изнутри лавок синим коленкором, чтобы свет как можно слабее проходил и таким образом меха казались бы темнее. Есть, разумеется, немного исключений из торговцев мехами, которые не прибегают к этому способу. Юхотный, Хрустальный, Ветошный представляют те же неудобства… Юхотный из всех особенно грязен и сыр, как глубокий погреб, Хрустальный завален более других тесно, несмотря на то, что открыт; Ветошный узок, тесен и часто в буквальном смысле непроходим, особенно при входе… Нельзя, разумеется, требовать безусловно чистоты от места, в котором с утра до ночи кипит работа, но нельзя допускать совершенно открытый произвол в загромождении прохода и часто загораживании соседней лавки, что ведет к нередким крупным перебранкам и неудовольствиям между даже крайне неприхотливым купечеством нашим. Артель — замечательная общественная форма производства работ — несмотря на всю ловкость и привычку к делу, решительно выбивается из сил от неудобства положения и неимения никаких вспомогательных средств своим сильным рукам, ни блоков, ни носилок, даже лишенная иногда возможности продвинуть и тележки между узкими проходами… Кем же идет все это дело, кто направляет его, кто заботится хотя о каком-нибудь порядке в рядах? Староста, ответим, но никак не остановимся на этом и постараемся объяснить, что такое рядский староста. Рядский староста выбирается из расстроившихся купцов, ему собирают 2–3 руб-с лавки, он не более не менее как человек, которого терпят из милости, человек загнанный, без голосу, без малейшего права распорядиться чем бы то ни было, он так же, как и биржевой староста в Москве, — мишень для всякого рода незаслуженных обид. Староста, скажем без преувеличения, большею частию жалкий человек, который тем более может держаться, а следовательно, и иметь дневное пропитание, чем будет более молчать и не мешать самодурствовать всем и каждому. Прямой вывод из этого: рядский староста — место, звание, а не человек, сознающий свое назначение, не человек с правом голоса… Он так загнан, так забит в своем положении, что смешно бы было даже предполагать в нем какое-либо сопротивление натиску или несправедливым притязаниям власти извне. Мы сами видели одного из старост без фуражки пред будочником; предоставляем судить, что было бы с ним перед полицмейстером?.. То ли дело артельный староста — это, большею частию, молодец, умнейший из работников, расторопный, бойкий, человек всегда или большею частию даже с природным сильным голосом.