Взгляд становиться холоднее, глаза слегка округлились, пропали морщинки у глаз, он расслабил мышцы лица. Верный признак того, что он снял напряжение и стал самим собой. Ну вот, теперь я вижу его настоящее лицо.
Он смотрит на меня иначе, возникла небольшая пауза.
– Синдзи сан, позвольте спросить Вас, когда и как Вы получили гражданство СССР? Вам, как и мне, известно, что люди такой категории, как Вы, всегда в СССР были под особым присмотром. К ним власти всегда относились с предубеждением, и очень многие из них до сих пор проживают в статусе лиц без гражданства. Как это случилось в Вашем случае?
Мистер тонкий психолог решил прощупать меня. Он ждет, что я начну каяться ему в прошлых грехах, если они были. Расскажу о своей работе на КГБ. А если этого всего не было, может он хоть на секунду предположить, что я все это время оставался верен себе и ни с кем, ни на кого не работал. Я должен ответить ему так, чтобы у него ни на секунду не возникло сомнение в этом.
Я должен быть искренним в своем ответе, а искренность понятна всем и всегда обезоруживает. У него впредь, не должно возникать желания «расколоть» меня. Пусть он поймет, что на все его хитрые вопросы я буду отвечать ему искренностью. Они мне изначально не верят. Не верят эти сейчас и здесь, и вряд ли поверят другие там, в случае моего приезда в Японию.
И к этому я должен быть готов.
– На этот вопрос мне ответить совсем не сложно. Я получил гражданство в 1960 г. после регистрации брака в СССР. Принял фамилию жены, она к тому времени уже родила нам сына, и власти, очевидно, увидели всю серьезность моих намерений. Намерений жить в СССР, воспитывать детей, работать, ну и так далее. Я понимаю, что на самом деле Вас интересует. И на этот вопрос ответить возможно. Постараюсь Вам объяснить, хоть это мне будет сделать не просто, но иначе нельзя. Все эти годы пока я сидел в лагере, а это с 45-го до 56 г., мне приходилось испытывать на себе внимание и давление органов НКВД. Особенно первые годы из этого срока. Но всякий раз я давал понять, что все их усилия и время, которое органы на меня тратят, напрасны. И какие бы условия сотрудничества мне не предлагали, они были мне не интересны. Не интересны, пожалуй, не совсем верное определение. Они были неприемлемы. Неприемлемы лишь потому, что это были договоренности с врагом. И какими бы они выгодными ни были для всех, для меня это было предательство. После 53-го года все начало меняться и уж тем более после моего освобождения в 56-м году. «Органы» от меня отстали, как только я собрался жениться. У нас родился сын, и всем стало ясно, что уезжать я никуда не собираюсь. Присматривать за мной они, конечно, присматривали, но открыто уже не вербовали.
