Долго ли коротко ли, спектакль несколько раз сыграли. Ира про себя решила, что никогда не будет больше драматической актрисой. Зато из «Бензоклонки» Ира и Алексей перетекли в музыкальную студию театра. Студия была отдельной епархией, ей тогда руководили Иващенко и Васильев («Иваси»). Ее не взяли бы в студию, набор-то был уже закончен, и даже все объявления об этом с доски сорваны. И тут случается волшебная история. Победа упорства над обстоятельствами. И это волшебство Ира будет творить еще не раз. А тут было так: «Девочка, иди отсюда, набор закончен». «Извините, — говорит девочка решительно, — я не пойду, а сейчас вам спою». Девочка садится за рояль и поет песню «Дудочка»:
Ночью, в моей комнате пустой.
Дудочка болтает с темнотой.
Лепетаньем прогоняет страх.
Яблоневый привкус на губах.
Песенка растопила сердце Васильева, и Иру приняли.
Я: А ты вообще была звездой студии и театра МГУ?
Ирина: Нет, я не была никакой звездой. Там Леша был звездой и Валдис Пельш. А я там, в общем… ты знаешь, я ведь пришла туда со страшной фобией сцены. То есть я, конечно, могла выйти на негнувшихся ногах, сесть за пианино. Я начинала играть, успокаивалась, у меня проходил спазм горла, я начинала петь, и как-то все дальше было хорошо. Много чего я могу рассказать про всякие эти ступоры, зажимы. У меня были все виды: и статические, и динамические. И при этих данных очень тяжело было стать звездой. Я прямо училась ходить по сцене, смотреть на людей, не закрывать глаза от ужаса.
Я: А ты со всеми своими ступорами боролась, чтобы что?
Ирина: Очень хотелось выйти и классно петь со сцены, прямо как звезда. Хотелось очень сильно. Перед зеркалом дома многое получалось.
Я: Как какая звезда?
Ирина: Как Любовь Орлова. Хотелось тоже в белом цилиндре и с фонарем петь прекрасно.
Я: У меня друзья моих друзей живут на даче Орловой.
Ирина: Во Внуково?
Я: Да, они ее снимают давно, арендуют, там живут. И там, говорят, ее гардероб реальный в шкафах, какие-то ее вещи, все такое. Я все никак не могу туда попасть
Ирина: Ну, поехали туда прямо сейчас, это же ты что, это, прямо, я не знаю.
На дачу мы не поехали почему-то. А продолжали обсуждать студенческие годы. Ира считает, что это было совпадение бурного цветения юности с абсолютной беззаботностью. А потом цветение юности все еще оставалась, а вот беззаботность куда-то растворилась. Ирины мемуары это описывают так:
Ирина: Было страшно и одновременно смешно, и что-то внутри подсказывало, что это новое для нас отношение к жизни точнее и правильнее, чем-то, восторженное, нежное — вчерашнее. Мы все вдруг повзрослели. У меня к тому времени уже родился сын. То есть, он, конечно, родился у нас с Лешей Кортневым, но в основном все-таки у меня. Жизнь с размаху поставила меня на землю, упразднив те волшебные полсантиметра. Было очень трудно с продуктами, подгузниками, деньгами и свободным временем. Вокруг, кажется, уже началась знаменитая «рашен перестройка». Тот мир, в котором можно было чушь прекрасную нести, рухнул, как оранжерея. И началась другая жизнь.
