Над Окой громоздились собранные в мощные узлы мельхиоровые облака. Они замерли, остановившись в душном безветрии, не в силах разгрузиться от скопившейся в них влаги, не могли двинуться дальше. Казалось, все притаилось, замерло. Лишь в прибрежной траве циркнет кузнечик и, будто захлебнувшись, умолкнет. Впереди огромная лиловая туча медленно поднималась из-за леса. За лесом неожиданно грохнуло, точно там выстрелили из большой пушки. Над рекой далеко-далеко прокатилось громогласное эхо. Гул повторился. Откуда-то вырвался ветер, пролетел над нашими головами.
Гроза надвигалась быстро. Она, словно птица, все чаще махала огромными крыльями в смутном небе, секла своим клювом воздух, и свист ее и стремительный клекот летели к земле все резче, нетерпеливее. Летя вверху и ослепляя сверкающими зигзагами молний, она будто искала жертву. Ока взбаламучена, вся в темных волнах, которые на середине ее, кажется, метались беспорядочно, но ближе к берегу выравнивались в ряды с тронутыми пеной вершинами. Казалось, река вот-вот разрыдается и лишь с трудом сдерживает слезы. По воде пробегала тревожная рябь: еще немного— речная гладь закипит, запенится. С крутого берега свисал на воду большой черемуховый куст. Под его защиту мы подвели лодку, быстро перебросили вещи на берег и начали устраивать палатку. Темный вал облаков, выгибаясь дугой, накатывался со стороны леса.
Налетел влажный холодный ветер с запахом дождя. Тугая волна рванула нашу палатку и, будь она на открытом месте, подхватила бы ее, как старую газету, и умчала за собой.
Вдруг совсем рядом на какую-то долю мгновения серую громаду тучи пересекла яркая, до рези в глазах, розово-фиолетовая черта. Сразу же за вспышкой молнии с огромной силой треск>че раскатился гром, будто сказочный великан со страшной силой бросил кучу камней на железную крышу. Раскат грома был такой сильный, что у меня зашумело в голове. Все кругом как-то разом стихло* и замерло, точно в природе разыгралась одна из тяжелых драм, когда все боятся со страху дохнуть. Молния сверкала беспрерывно, яростно громыхало небо. На палатку посыпались сначала редкие, потом частые и тяжелые, как свинцовая дробь, капли дождя. Как бы подчиняясь грому, дождь то сильнее и чаще, то слабее и реже отбивал монотонную дробь. Водяные струи, словно бесконечные слезы, падали, перегоняя друг друга. Из окошечка палатки я смотрел на Оку, пораженный увиденным. Реки не было. Перед взором лежала кружевная скатерть с незатейливым узором. От дождя вода покрылась стеклянными свечками. Миллионы их: что ни удар капли, то свечка, вскочит — и нет ее. До того обманчиво, что казалось, свечи живые и выпрыгивают из воды сами собой.
