— А парень-то — подкаблучник, — произнес один из санитаров. Его звали Вэнс Макнелли: пятьдесят один год, низенький, мускулистый, волосы зализаны маслом назад — точно так же он носил их еще в школе. Время от времени по роду своих санитарных занятий ему приходилось спасать жизни — это служило логическим обоснованием тому, что всю остальную жизнь он жил болван болваном.
— Он только что нашел свою жену в петле, Вэнс, — изрек Тео поверх голов санитаров. В нем было шесть футов и шесть дюймов росту, и даже во фланелевой рубахе и теннисных туфлях он нависал над окружающими — когда нужно было показать, кто здесь власть.
— Она похожа на тряпичную Энн, — сказал Майк, второй санитар: ему было чуть за двадцать, и он не мог унять восторга от того, что его вызвали на первое в жизни самоубийство.
— Я слыхал, она аманитка[3], — заметил Вэнс.
— Она не аманитка, — ответил Тео.
— Я и не говорю, что она аманитка, я просто сказал, что так слыхал. Я и сам понял, что она не аманитка, когда увидел на кухне миксер. Аманиты же не верят в миксеры, правда?
— Менонитка[4], — высказался Майк со всем авторитетом, наслаждаться который позволял ему статус самого младшего по званию.
— Что такое «менонитка»? — спросил Вэнс.
— Аманитка с миксером.
— Она не была аманиткой, — сказал Тео.
— Но похожа на аманитку, — не сдавался Вэнс.
— Зато муж ее — точно не аманит, — сказал Майк.
— Откуда ты знаешь, — спросил Вэнс. — У него же борода.
— Молния на куртке, — ответил Майк. — Аманиты не признают зипперов.
Вэнс покачал головой:
— Смешанные браки эти. Никогда от них ничего хорошего.
— Она не была аманиткой! — заорал Тео.
— Думай, как хочешь, Тео, но в гостиной у них стоит маслобойка. Мне кажется, тут все ясно.
Майк поскреб полосы на стене под ногами Бесс, где ее черные туфли с пряжками оставили отметины, когда она билась в конвульсиях.
— Ничего не трогай, — велел Тео.
— Почему? — возразил Вэнс. — Она ж не может на нас орать, она мертвая. А ноги мы вытирали.
Майк отошел от стены:
— Может, она терпеть не могла, когда на ее чистый пол что-то попадало. Повеситься — вот единственный выход.
Чтобы детективные способности подопечного не затмили его собственные, Вэнс сказал:
— А знаете, у висящих жертв сфинктеры обычно разжимаются — ужасная пакость остается. Вот я и думаю: а сама ли она повесилась?
— Может, полицию вызвать? — спросил Майк.
— Я тут полиция, — сказал Тео. Он был единственным констеблем Хвойной Бухты — его выбрали восемь лет назад и с тех пор каждый второй год переизбирали.
